Горизонты внутри нас
Шрифт:
Омово минуту помедлил, чтобы определить наилучшее расположение предметов, составляющих фон.
Рядом с Ифейинвой был серый круглый барьер цементного колодца, тут и там валялись ведра и немытые тарелки. Общественные кухни в низенькой постройке за ее спиной. Слева — грязная, выцветшая голубая стена бунгало, веревка с развешанным на ней бельем. Освещение было выбрано удачно, и, казалось, от Ифейинвы исходило сияние; ее глаза оживленно сверкали. Он продолжал рисовать, вдохновленный счастливым выражением ее лица.
Вскоре от ворот компаунда донесся чей-то голос:
— О-о, грядет беда!
Толпившиеся возле Омово зрители стали поспешно расходиться. Оторвав глаза от рисунка, он увидел мужа Ифейинвы, с решительным видом направляющегося в их сторону. На лице его была написана ярость, правая рука сжата в кулак. У Омово замерло сердце. Некоторое время он стоял потупившись, карандаш застыл у него в руке. Когда Такпо подошел вплотную, Омово поднял на него глаза. Дальше все происходило очень быстро. Такпо оттолкнул Омово в сторону, вырвал несколько листков из его альбома, разорвал их в клочья, потом схватил Ифейинву за руку и потащил через весь компаунд домой. Все это казалось Омово таким диким, таким неправдоподобным. В состоянии полной прострации он побрел домой.
Отец находился в гостиной, по своему обыкновению вышагивая вокруг стола. Увидев Омово, он остановился.
— Я слышал, ты занимаешься всякими глупостями с этой девицей, рисуешь ее и все такое. Омово, будь осторожен! Запомни — от женщин одни неприятности. Ее муж мог запросто тебя убить… И вообще, зачем тебе понадобилось рисовать замужнюю женщину? Эх, до чего же глупа молодость…
Омово отчаянно хотелось что-то объяснить, но он знал, что отец все равно не поймет, к тому же у него не было сил что-либо сказать. Все в том же состоянии прострации он добрел до своей комнаты и повалился на кровать.
В полдень раздался стук в наружную дверь, и в комнату Омово влетел Кеме.
— Привет, Омово. Я как раз был здесь неподалеку по делам и решил заглянуть к тебе… Омово, проснись, Омово…
Омово заворочался на кровати. Он и не заметил, как его сморил сон. При виде Кеме он вскочил на ноги и протер глаза.
— А, Кеме, где ты пропадал?
— Я мчусь дальше по делам, понимаешь, я оставил мотоцикл на соседней улице, боюсь, как бы его не украли…
— Как у тебя дела?
— Так себе… Представляешь, на следующий же день я отправился в полицейский участок, чтобы узнать, удалось ли им что-нибудь выяснить. И ты знаешь, что случилось?
— Нет.
— Так вот, эти чертовы полицейские продержали меня в участке весь день. На том основании, что якобы получили ложный сигнал. По этому сигналу они, мол, отправились в парк, но никакого трупа девочки там не оказалось.
— Что?
— Да, так и сказали: никакого трупа девочки в парке не оказалось.
— Но…
— Омово, все это очень странно. Я имею в виду фокус с исчезновением трупа. Сейчас я уже и сам не знаю, может быть, все это нам просто приснилось. Привиделось во сне, а наяву ничего подобного не происходило. Это был какой-то кошмарный сон.
— Но…
— На следующее утро я написал заметку о найденном нами трупе девочки, но редактору она не понравилась. Потом я написал вторую заметку уже об исчезнувшем трупе, и опять редактор заявил, что не может опубликовать ее, сказал, что я все это сочиняю и ему требуются доказательства или еще что-то в этом духе.
— Но…
— Это был какой-то кошмарный сон. Я снова поехал в парк, исходил его вдоль и поперек, но так и не нашел трупа. В тот вечер мы с тобой заблудились и было так темно, что утром я даже не мог найти то место. Вся беда в том, что эта история грозит мне неприятностями по службе. Я не знаю, что делать.
— Кеме, ты думаешь, что в тот вечер?.. Нет. Все произошло наяву. Мы оба видели труп девочки. Не позволяй сбивать себя с толку. Видимо, после нас кто-то убрал труп.
— В тот вечер, помнишь, мы слышали всякие шорохи и скрипы. Может быть, там находились какие-то люди и все время следили за нами. Вернувшись домой, я рассказал о случившемся матери, она ужасно расстроилась и долго плакала. Меня задержали в полицейском участке. А что, если бы мы тогда принесли труп девочки в участок? Нас самих и обвинили бы в убийстве!
— И что же ты теперь собираешься делать?
— Я? Не знаю. Может быть, попытаюсь написать еще одну заметку, а может быть, постараюсь забыть всю эту историю. В конце концов все это могло мне присниться.
— Странно. Труп был в парке, а потом исчез. Не могло же нам обоим присниться одно и то же. У меня в блокноте даже есть запись по этому поводу. А позже я видел эту девочку во сне.
— Мне она тоже снилась. Ну, а как твои дела?
— Плохо. Работа совсем не клеится. Я чуть не навлек на себя беду из-за… Не будем об этом…
— Ты видел статью, которую написала та дамочка о психологии нигерийца? Между прочим, она все время ссылается на твою картину с изображением сточной канавы.
— Видел я эту статью.
— А что слышно о конфискованной картине?
— Ничего. Да я и не надеюсь ни на какие известия. Пусть остается у них. Мне она не нужна. Пусть держат это уродство у себя.
— Ну зачем ты так говоришь?
— Видишь ли, есть вещи, которые человек помнит всю жизнь. Я никогда не забуду, как в детстве — не помню, сколько мне тогда было лет, — мать била меня гребенкой, а потом своей туфлей. А била она меня за то, что я долго сидел, разглядывая пучок паутины, а потом пытался изобразить его на бумаге. Дело в том, что она боялась паутины и считала, что, если я способен смотреть на такую мерзость, значит, со мной не все в порядке. Но я смотрел на паутину вовсе не потому, что хотел ее рисовать, а просто потому, что мне было интересно. Слишком многие боятся смотреть на паутину. Вот в чем проблема.
— Омово, ты никогда прежде так не рассуждал.
— С нами постоянно что-то происходит. С каждым из нас, хотя порой мы этого не замечаем. Иной раз я не узнаю самого себя.
— Ну, мне пора. Возможно, я скоро уеду из города. Посмотрим, как будут складываться обстоятельства. Я хочу уехать отсюда, от всей этой крысиной возни, и собраться с мыслями. Я знаю, что должен посвятить жизнь чему-то полезному. Мне необходимо уединиться и разобраться в себе.
— Да. Ты прав. Здесь так легко потеряться. Потеряться в буквальном смысле слова. Мы разучились думать, только мечемся из стороны в сторону. И эти метания ошибочно принимаем за прогресс.