Горькая радость
Шрифт:
Еще одна сестра ассистирует анестезиологу, выполняя любую его команду. Короче, каждый стоящий у операционного стола имеет определенные обязанности и не должен ничего упускать. Операционная сестра, ее помощница и еще пять медсестер образуют операционную бригаду. Таких бригад две, и при длительных и сложных операциях они могут сменять друг друга. В остальное время они тоже не сидят сложа руки — приходящие в себя пациенты требуют особого ухода.
К счастью, операции не вызывали у Эдды ни тошноты, ни отвращения — ей было просто интересно. Уверенные руки в резиновых перчатках осушали кровоточащую рану, устанавливали металлическую трубку, чтобы отсосать кровь, накладывали зажимы на упрямо кровоточившие сосуды, умело
Доктор Гордон был рад новой аудитории: удаляя аппендикс, он оживленно наставлял практикантку, к большому неудовольствию помощницы операционной сестры.
— Как видите, мы не углубляемся в брюшную полость, потому что это довольно опасно. Но толстая кишка и так хорошо видна, вот она лежит поперек других кишок. Видите ее? Вот и отлично! Обратите внимание, что брюшная полость имеет ярко-розовый цвет — это первый признак начинающегося сепсиса, но мы успели как раз вовремя и предотвратили перитонит. Операция достаточно простая, потому что слепая кишка расположена рядом с брюшной стенкой, а червеобразный отросток отходит как раз от нее. Такой маленький, а проблем с ним много — он часто воспаляется. В него набивается всякая дрянь, что-то вроде твердых маленьких фекальных катышков.
— Это как бы запор? — спросила Эдда, не совсем уверенная, что она может задавать вопросы.
Хирург загоготал:
— Запор бывает с другой стороны, милая.
— А вы вскрываете саму кишку, сэр?
— Хотелось бы! Нет, в кишках находятся фекальные массы с огромным количеством микробов. Если вскрыть кишку, они окажутся в брюшной полости и тогда неизбежен перитонит, сепсис и смерть пациента. У нас нет средств, убивающих микробы. Если я удаляю часть желудка или привратника в случае язвы или раковой опухоли, очень важно зажать края оставшейся ткани, чтобы содержимое не попало наружу, пока не наложены швы. То же самое при удалении части кишки в случае рака, когда соединяют два ее конца, но это очень рискованная операция. С желчным пузырем попроще, там можно убить микробы, принимая внутрь лекарства или делая инъекции. Вопросы есть?
Самый главный вопрос Эдда задать не решилась: почему все хирурги имеют шотландские корни? И инженеры тоже. Есть ли в этом какая-то закономерность?
Правда, доктор Герцен родился и вырос в Германии, и жителям Корунды сильно повезло, что у них в городе обосновался столь известный ортопед. К нему приезжали даже из Сиднея. Самая драматичная история в жизни доктора произошла во время Первой мировой войны, когда, несмотря на энергичные протесты местного населения, федеральные власти в шовинистическом угаре интернировали его как подданного вражеского государства, лишив права на медицинскую практику. Поскольку диплом он получил в Сиднейском университете, этот запрет имел не больше смысла, чем его двухгодичная изоляция. Корунда отчаянно боролась за своего доктора, и, освободившись, он продолжал преданно ей служить. Недавний житель Сиднея предпочел вести практику в городе, который сумел добыть ему британский паспорт.
В отличие от доктора Гордона, который не всегда был занят, Герцен оперировал практически каждый день. При необходимости они могли заменять друг друга.
Эдду вскоре сняли с грязной работы — теперь она подавала инструменты во время операций и одновременно узнавала массу интересных вещей. Операционная сестра ее полюбила — это означало, что ей дадут возможность попробовать свои силы в разных областях.
В тот день Гордон с Герценом оперировали вместе, но без анестезиолога.
— Пациент находится в коме, — объяснила Эдде сестра Маршалл, когда
— А как определяют, что у пациента внутричерепная гематома? — спросила Эдда. — Разве есть такой анализ?
— Кома, эпилептические припадки одной половины тела и разная величина зрачков — классические симптомы внутричерепной гематомы. Рентген не показывает сгустков крови, но доктор Герцен уверен, что у пациента огромная гематома в височной части головы. На это указывает потеря речи. Доктор Гордон с ним согласен.
— Может быть, лучше поставить на инструменты сестру Тримбл?
— Честно говоря, я бы этого не хотела. Кое-какие инструменты пришлось позаимствовать в Сиднее, и Тримбл их не знает. А вы проходили курс обучения и должны быть с ними знакомы хотя бы теоретически. Если повезет, они нам вообще не понадобятся, но…
Богиня закончила речь, и Эдда заняла место у операционного стола, чтобы доказать, что она кое-чему научилась.
Сделав небольшой разрез на коже головы и обнажив кость, доктор Герцен взял в руки нечто похожее на обычный коловорот. Круглый полый резец был диаметром с полпенса. Хирург повернул ручку, и резец стал вгрызаться в кость, а доктор Гордон осторожно собирать стружку.
— Внимание, я достиг оболочки, — предупредил доктор Герцен.
Через мгновение он поднял резец с кружочком кости. Хирурги наклонились над раной. Эдде ничего не было видно.
— Да там все черно от крови. Эрих, ты оказался прав! — воскликнул доктор Гордон.
— Отсос готов?
— Да.
— Я надрежу мозговую оболочку. Сестра, ваши ассистентки смогут справиться с пациентом, если он придет в себя и начнет паниковать?
— Да, сэр.
Взяв небольшие кривые ножницы с острыми концами, доктор Герцен сделал крестообразный разрез, в котором сразу же показалось черноватое желе. Гордон быстро вставил трубку отсоса.
Гематома больше не давила на мозг, но коматозный пациент очнулся не сразу. Хирурги ждали, пока прекратится кровотечение. Наконец доктор Герцен облегченно вздохнул:
— Думаю, теперь мы можем закрыть отверстие, Иен.
Костяной кружок был аккуратно возвращен на место и обложен собранными стружками. На кожу наложили швы, и операция благополучно завершилась. Пациент зашевелился.
— Почему ты не стал делать трепанацию, Эрих? — спросил доктор Гордон.
— Не люблю я их. Большой риск забраться слишком глубоко. Для парней из Сиднея, которые только этим и занимаются, это не проблема, но мне-то редко приходится дырявить черепа. С резцом как-то надежнее.
— Что ж, примем к сведению.
Когда через неделю пациент как ни в чем не бывало отправился домой, Эдде это показалось маленьким чудом. Она поклялась, что обязательно увидит, как оперируют настоящие нейрохирурги в Лондоне. Возможно, к этому времени Виктор Хорсли уже не будет кататься на велосипеде по Блумсбери, но там останутся другие, ведь в этом районе Лондона полно хороших больниц.
Через два года практики сестры Латимер вполне вписались в больничный пейзаж, а их личики под смешно торчащими косынками были знакомы всем и каждому, начиная от старшей медсестры Ньюдигейт и главного врача Кэмпбелла до сиделок, уборщиц и санитаров. Каждая из сестер имела свои приоритеты, за исключением разве что психиатрической лечебницы, где дежурить не любил никто.