Горькие плоды смерти
Шрифт:
– Что-то случилось, Алистер? – спросила его помощница. – Ты поссорился с Каролиной?
– Можно подумать, бывают моменты, когда мы с нею не ссоримся! – ответил Маккеррон. – Она уехала к Чарли. Там она якобы будет в безопасности.
– А с тобой она разве не в безопасности?
– Выходит, что нет.
– И что ты намерен делать теперь?
– Быть с тобой, что же еще?
Сначала Холси ничего не сказала, и Алистер подумал, что ляпнул лишнее. В минуты одиночества он слишком долго размышлял о будущем, которое все чаще и чаще представлял рядом с этой женщиной.
– Но ведь она уехала
– Меня уже тошнит от этих кочек на дороге, – сказал ее друг.
– Какая жалость, что я не могу сгладить их для тебя, мой дорогой!
«Мой дорогой», – эти слова проникли ему в душу и поразили в самое сердце – которое принадлежало ему настоящему, а не прошлому.
– Не хочешь приехать на ужин, Алистер? – спросила она.
– С удовольствием.
И он приехал к ней, а поужинав, они легли в постель. Маккеррон встал в половине второго, с тем чтобы к двум часам уже быть в пекарне, и у него слипались глаза, потому что он почти не спал. А не спал он потому, что не хотел спать.
Холси тоже почти не спала – не больше пары часов. Она проводила любимого до двери, вручив ему в дорогу термос с горячим кофе, чтобы он не уснул. И вот теперь он вернулся в Торнфорд. Шэрон сейчас наверняка в постели, пытается наверстать несколько часов сна.
Алистер не удержался. Он знал, что, сидя за столом в ожидании завтрака, который она для него готовила, будет тосковать – да-да, именно тосковать! – по прикосновению ее рук, обнимающих его за шею. Сказать по правде, ему достаточно было лишь прикосновения и не требовалось никакого завтрака. Только это прикосновение – и все.
Войдя в дом, Алистер тотчас же уловил аромат кофе. Шагнув в кухню, он увидел, что стол уже накрыт для двоих, а на столовые приборы падают через окно лучи утреннего солнца. На каждой тарелке поблескивала половинка грейпфрута, а между ними стояла картонка с кукурузными хлопьями, кувшин молока и сахарница. В тостере на тумбочке торчали два ломтя хлеба из его пекарни, перед тостером стояла миска, в которой лежали четыре яйца, а рядом – на сковородке – были аккуратно разложены с полдесятка ломтиков бекона.
Можно сказать, иллюстрация семейного блаженства. Любящая женщина собралась приготовить ему завтрак. Нет, лучше он займется им лично. Пусть для нее станет сюрпризом, когда он с подносом в руках войдет к ней в спальню.
Разбив в миску четыре яйца, мужчина шагнул к тумбочке, чтобы выбросить в мусор яичную скорлупу. Вот тогда-то он и увидел ее в окно. Она уже встала и, полностью одетая, сидела под деревом лабурнума в одном из двух садовых кресел. Сейчас дерево стояло без листьев – элегантное, высаженное из соображений безопасности в грунт, лишь когда подросли дети – словно слезы, роняя на лужайку свои тонкие, ядовитые коричневые стручки. Шэрон трогала один такой стручок. При этом взгляд ее был устремлен куда-то далеко за пределы сада – на поля соседней фермы, где паслись овцы.
Алистер не ожидал увидеть ее такой, – сидящей в садовом кресле без дела и погруженной в задумчивость. Оставалось лишь надеяться, что это она думает о нем.
Когда они бывали вместе, Холси всегда находила себе занятие – пришить пуговицу к его рубашке, погладить старенькие
А еще она по-прежнему писала письма. Разделавшись с домашними делами, Шэрон садилась в гостиной за узкий секретер и четким, аккуратным почерком писала от руки письма своим детям. Электронную почту она не признавала. Письма остаются на долгие годы, говорила Холси. Их можно хранить, собирать, перевязывать ленточкой, передавать следующему поколению. Чего никак не сделаешь с электронным письмом.
Нет, конечно, бумажное письмо нужно ждать, но Шэрон была женщиной терпеливой и научила терпению собственных детей. Это так важно – научиться ждать нечто важное, говорила она. Возможно, решил Маккеррон, именно этим она сейчас и занята, сидя в кресле в утреннем свете. Никаких мыслей, никакой задумчивости. Просто ждет, что будет дальше.
Поскольку она не знала, что он сейчас в ее доме, Алистер продолжил наблюдать за ней. Его поразило, как преобразил солнечные свет ее волосы. Помнится, Каролина называла их мышастыми. Они были прямыми, тонкими и редкими, как у младенца. «Разве это волосы?» – помнится, презрительно бросила его жена. Но сегодня солнечные лучи высветили белокурые пряди миссис Холси, которые обычно оставались незаметными.
Как будто почувствовав на себе его взгляд, Шэрон повернулась в кресле, и в этот момент ее гость постучал по стеклу. Похоже, она нисколько не удивилась, увидев его. Скорее, судя по ее лицу, обрадовалась.
Встав с кресла, женщина направилась к дому через лужайку. Шагая, она выбросила стручок и пробежала пальцами по волосам, как будто поправляя прическу. Алистер заметил у нее на ногах деревянные садовые клоги – ярко-красные, они красиво смотрелись на фоне изумрудной травы. Напоследок стукнув деревянными подошвами по заднему крыльцу, Холси сбросила их с ног и открыла дверь. Теперь она была с ним.
Он уже включил горелку под сковородой с беконом и сунул хлеб в тостер.
– Я собиралась сделать это сама, – сказала хозяйка дома, увидев его приготовления. На что Маккеррон ответил:
– Откуда ты знала, что я вернусь?
– Я не знала. – Шэрон замешкалась в дверях, чтобы надеть домашние туфли, но, даже надев их, не стала входить в кухню и пару секунд пристально смотрела на гостя. – Но я надеялась, – добавила она.
Алистер принялся было вилкой взбивать яйца, но то, как Шэрон произнесла эту последнюю фразу, заставило его остановиться. Слова эти прозвучали из самой глубины ее души: как будто она носила их в себе, но не спешила высказать вслух.
– А если бы я не приехал?.. – спросил он. Интересно, что она скажет в ответ?
– Моя жизнь шла бы дальше своим чередом. Как и жизнь вообще.
Уголки рта мужчины тотчас же опустились, хотя он и попытался не показывать вида. Нет, не такой ответ он надеялся услышать. И, похоже, подруга уловила в нем перемену, потому что, шагнув ближе, спросила:
– Я тебя обидела?
Алистер покачал головой.
– Не говори глупостей.
Женщина пальцами смахнула с его лица редеющие локоны. Взгляд ее был полон тепла и любви.