Горькие травы Чернобыля
Шрифт:
– Чтобы ты спросил!- я опять начинал злиться.- Сколько светит кепочка?
– Положим не кепочка, а берет. Противорадиационный между прочим. Без малого 10 бэр. А вот если бы он был не х/б, а шерстяной, то при нём можно было бы газету «Правда» читать в полной темноте. Ха-ха!
– Чего орете?
Сонный Лельченко вылез из микроавтобуса, довольно потягиваясь. Должно быть вчерашняя «дезактивация» полностью выветрилась.
– Да вот тут один охотник за рентгенами берет уронил! И как назло в самую пылюку.
Так что теперь нужен новый
Шутки Володи меня начинали доставать. Николай Григорьевич юмор старлея тоже, кажется, не разделял. Лельченко задумчиво переводил взгляд с меня на Володю.
– Вот что, хлопче, - как всегда монотонно и размеренно заговорил Лельченко,- мне моей почти лысине беретка без надобности. Я своих рентгенов уже нахватал. Надевай.
Он протянул мне берет. Я пристыжено молчал.
– Бери, бери! Только батьке не докладывай.
– Спасибо, Николай Григорьевич!
Берет Лельченко пришелся мне по самые уши.
– А, кстати, где корреспонденты-то наши?..
Володя посмотрел на часы:
– Черт Иванович, 40 минут уже лазят, а время…
Он не договорил. Топот тяжелых ботинок по асфальту был слышен издалека.
– О, бегут, бегут, бегут!- оживился Климчук.
– Не иначе дозиметры в зашкал ушли.
Действительно из сквера выскочили запыхавшиеся, красные отец и Шебаршин.
Шебаршину было тяжелей - телекамера 80-х вещь нелёгкая.
Сбавили шаг. Подошли. Отдышались молча.
– Вообще-то,- сказал Лельченко, - бегать здесь не надо. Не стадион. Быстрее бежишь - глубже дышишь. Больше «грязи» в легкие собираешь.
– Ну и жарит там, наверху,- наконец продышавшись сказал отец,- зато станцию сняли крупно, как на ладони. Видно, как реактор маревом дышит. И белый дым поднимается.
– А у меня экран в камере черно-белый, так видно, как над реактором белые точки пляшут, -сообщил Шебарщин,- радиация или что?
– Так радиация и есть,- не удивился Лельченко, - а белый дым, это борная кислота парит. Реактор закидали вертолетчики тоннами борной кислоты. Чтобы, значит, цепную реакцию погасить. И при «бомбометаниях» зацепили крышку биозащиты реактора. Она же первые дни от взрыва «на попа» встала, так реактор и плевался в воздух всякой дрянью. А теперь меньше, гораздо меньше. Но всё равно, гад, постреливает иногда.
– Ой, ну какая цепная реакция?- озлился Володя.- Академики говорили, что тысячу тонн уран-графитовых сборок из реактора выбросило в воздух и раскидало вокруг до около. 80 Хиросим у нас тут теперь. Какая может быть реакция. Дозиметры лучше давайте!
Громкая сухая автоматная очередь раздалась совсем близко. Буквально за соседними домами. И еще одна! И еще…
Все подпрыгнули и замерли в недоумении и страхе. В руках у Климчука блеснул сталью невесть откуда извлеченный им пистолет ТТ.
– Вот вам, девочки, и цыплята табака, - медленно оглядываясь по сторонам, пробормотал Климчук…
Глава четвертая
– Что происходит?!- выкрикнул Шебаршин.
– Не знаю,- отчеканил Климчук, крутя головой и внимательно прислушиваясь к чему-то,- может быть патруль.
– А стреляют в кого?- поинтересовался я.
– Да уж не в тебя,- буркнул Володя.
– Все в машину!
Уговаривать никого не пришлось. Дверцы хлопнули и Володя завел двигатель, но с места трогаться не спешил.
Из-за угла пятиэтажки выехал серо-зеленый бэтээр. Как-то не спеша продвинулся метров 30 по улице. Остановился в раздумье. Вдруг резко развернулся и поехал прямо на нас.
– Точно, патруль,- сообщил Климчук и выключил двигатель.- Пока не скажут, никому не выходить.
Торопливо полез из машины и медленно пошел навстречу бэтээру.
Тот немедленно остановился. Лязгнули люки, и из них выбрались два сержанта в форме внутренних войск, придерживая у груди автоматы. Следом показался довольно моложавый человек в синем парадном мундире генерала ВВС. Это уж совсем было странно.
Генерал первым молодецки спрыгнул на асфальт. Климчук резво подбежал к генералу, отдал честь и замялся, спохватившись, что на голове, вместо фуражки, идиотский хлопчатобумажный берет. Генерал бесцеремонно и раздраженно дважды махнул рукой, что-то сказал, и оба двинулись к нашему «Рафику». Почему-то все решили, что команда Климчука не выходить уже отменена и полезли наружу.
– Генерал-майор авиации Антошин,- лихо отчеканил генерал,- кто такие?
Церемониал представления и предъявления пропусков длился довольно долго. Генерал внимательно вглядывался в каждую бумажку и подозрительно косился на Шебаршина, который нервно шарил по карманам в поисках документов. Нашел, наконец, целую пачку бумажек и протянул Антошину. Автоматчики сидели на бэтээре и никакого интереса к происходящему не проявляли. Хотя, собственно, это они обязаны изучать пропуска.
Видимо генерал-майор Антошин был человеком либеральным и не гонял в три шеи чужих солдат.
Сам Антошин тем временем с интересом разглядывал камеру Шебаршина, который водрузил её на плечо, видимо, для большей солидности.
– Телевидение УССР, оператор Шебаршин Георгий Константинович,- гордо представился Шебаршин.
– Как Жуков,- Антошин добродушно усмехнулся.- А вот это тоже телевидение?
Генеральский указательный палец бесцеремонно ткнул в пятак моего респиратора.
– Нет, что вы, это респиратор,- нахально объяснил я.
Улыбка исчезла с генеральской физиономии.
– А классный у вас самолет, товарищ генерал,- я махнул в сторону бэтээра.
Бледное лицо генерала покраснело. Он явно закипал.
«Квиты!- радостно подумал я.- Не фиг радиоактивными пальцами в рожу тыкать!»
– Это мой борзый сынуля, Николай Тимофеевич, - вдруг объявил отец.
Антошин несколько секунд всматривался в его лицо, потом хлопнул себя по бедру и, улыбаясь, протянул руку:
– Рад встрече, Николай Константинович! Прекрасный очерк написали, спасибо!