Горький шоколад
Шрифт:
Айзек рванулся прочь. Выскользнув из-за спины Ника, бросился было в окно.
Раздались грохоты выстрелов.
Первый выстрелил костлявый, пальнув в спину ускользающему обидчику, следом, действуя на опережение начавшим разворачиваться молодчикам, открыли огонь бойцы Ника и сам Ник. Макс крутанулся на месте, заслоняя собой Габриэль от шальной пули. В спину тут же толкнули, да так сильно, что Макс едва устоял на ногах — нырнул вперед, пытаясь удержать равновесие, приложился левой стороной лица о дверной косяк. Обернувшись, увидел костлявого — того, по всей видимости, каким-то образом отбросило от основной
Тишина навалилась неожиданно. Щедро приправленная запахом пороха, она казалась предвестником чего-то еще более опасного.
— Мистер Ван Дорт, вы в порядке? Мисс Габриэль?
— Все нормально.
— Надо уходить. Скоро здесь будет жарко.
До самого фургона они больше никого не встретили. Даже на улице было пусто и тихо. Лишь когда боец со сбитыми костяшками вжал педаль газа в пол, Максу показалось, что где-то в отдалении послышался звук полицейской сирены.
Последнее, что он увидел в мутное окно фургона перед тем, как тот начал движение, было тело Айзека Кромби, распластанное среди перевернутых мусорных баков
Пробуждение было болезненным.
Несколько минут Эль просто собиралась с силами, привыкая к тому, что в ее теле, казалось, болит каждая мышца. Любая попытка пошевелиться тут же поднимала новую волну судорог, от которых сводило зубы. Приходилось что есть силы стиснуть зубы, чтобы не поддаться слабости и не закричать. Вряд ли теперь, когда Макс столько сделал для ее освобождения, она имеет право беспокоить его еще и этим.
Чтобы сесть понадобилось вытрясти из тела жалкие крохи самообладания. Кажется, получилось, хотя головокружение едва не уложило ее обратно. Пришлось остановиться и сделать передышку. Силы понадобятся до нового рывка.
— Габриэль?
Взволнованный голос Макса вынырнул буквально из ниоткуда. Эль повернула голову и только теперь заметила, что все это время ее спаситель дремал в кресле около кровати. Он потер глаза, потянулся к ней.
— По-моему, тебе еще рано вставать самостоятельно. — Его голос звучал обеспокоенно.
— Я потихоньку, — ответила она почти шепотом. Страшно не хотелось сознаваться, что встать ее заставляет не только упрямство, но и физиологическая потребность организма.
— В таком случае, мисс Лучшие в мире панкейки, тебе никак не обойтись без моей помощи. Помнишь я говорил, что лучше всех в мире умею помогать?
— Про «лучше всех в мире» не было ни слова, — в ответ на его попытку поднять ей настроение улыбнулась Эль.
Он не стал дожидаться ответа, а просто наклонился к ней, подставил плечо. Эль обхватила Макса за шею, легонько выдохнула, когда второй он обнял ее за талию и аккуратно постаивал на ноги.
— Мне так жаль, — прошептала она, когда взгляд уткнулся в заметный кровоподтек у него на виске и расходящиеся в стороны от него царапины. — Хотя «жаль» — это совсем не то слово.
— Неужели у знаменитой писательницы кончились слова? — поддразнил он, помогая ей потихоньку, шаг за шагом, сокращать
— Осталась еще обсценная лексика, но, если честно, я в ней не сильна.
— Вот и славно, значит остановимся на том, что шрамы украшают мужчину. — Макс остановился, давая ей передышку.
— Куда уж красивее, — пробормотала Эль и запнулась, вдруг осознав, что по неосторожности произнесла мысли вслух. Да еще и глядя прямо Максу в глаза. — То есть, я хотела сказать, что ты и так… в общем… совсем не обязательно…
— Думаю, я понял, что ты имеешь ввиду, — негромко сказал он. Свободной рукой Макс осторожно, едва касаясь кожи, погладил линию ее подбородка. — Рад, что ты находишь меня привлекательным, Габриэль.
Простые слова, но если бы они могли зажигать, то сейчас в руках у Макса осталась бы разве что ее обугленная тень. Как она может не считать его привлекательным? Как возможно, чтобы любая женщина в мире не считала его привлекательным? Особенно сейчас, когда его глаза стали почти черными, а губы так соблазнительно выгнуты в загадочную полуулыбку. И этот его сумасшедший запах чистой кожи и едва уловимого ненавязчивого аромата лосьона после бритья.
Шаг за шагом они добрались до ванной.
— Спасибо, дальше я сама. — Эль попыталась отодвинуться, но Макс все еще держал ее за талию.
— Почему мне кажется, что ты свалишься с ног, как только закроется дверь?
— Мне правда лучше.
Он даже не пытался скрыть недоверие к ее браваде, но все-таки выпустил.
— Если что — я сразу за дверью. Пожалуйста, не запирайся. Клянусь, что не буду подсматривать. Просто, если вдруг тебе понадобиться помощь, мне бы не хотелось тратить время, чтобы выбивать дверь.
— Хорошо.
Оставшись одна, Эль не спеша разделась. В большом зеркале на стене все следы «отцовской любви» были как на ладони: кровоподтеки на ребрах, спине, несколько на животе и бедрах. Слава богу, что на улице похолодало и можно спрятать это уродство под одеждой. Вряд ли Максу приятно смотреть на все это.
Эль вздохнула, подобрала волосы жгутом и, держась обеими руками за дверцы душевой кабинки, шагнула внутрь.
Там, сидя под струями горячей воды, она, наконец, от души поплакала. Слезы лились и лились, а вместе с ними из души, словно яд из ранки от змеиного укуса, сочилась отрава предательства и унижения. И над всем этим тяготела мысль о собственной невообразимой глупости. И чем она только думала, соглашаясь на авантюру Марго? Тогда это предложение казалось таким заманчивым, что ей и в голову не пришло подумать о последствиях. Хотя, конечно, если бы за планами Марго не было умысла затащить подругу в постель, поездка могла превратиться в настоящий отдых.
А по итогу последних дней реальность превратилась в настоящий кошмар. И самым ужасным его проявлением была необходимость найти силы как-то смотреть в глаза Максу.
«А сразу после этого убираться вон из его жизни и придумывать, что делать со своей».
Вволю выплакавшись и дав себе обещание больше не проявлять слабости, Эль оделась и вернулась в комнату. Макс в два шага оказался рядом.
— Ты плакала. — Он не спрашивал, он утверждал, хмуро разглядывая ее лицо.
— С девочками иногда случается, — попыталась отшутиться она. — Знаешь, гормоны шалят.