Горький ветер
Шрифт:
На Шестой батальон, сидевший в окопах в Артишоке, с обоих сторон наседали немцы, и над ним нависла опасность быть отрезанным от своих. В воронки послали солдат с гранатами, чтобы прикрыть отступление с обоих флангов. Том отправился на правый фланг вместе с Ньюэзом, Дансоном, Гровером и Кумбсом. Батальон откатывался назад, огрызаясь на ходу, пока не добрался до безопасного редута Сэндбой. Последними должны были отступить команды гранатометчиков. Они оставались до тех пор, пока не кончились все гранаты, а затем поодиночке стали прорываться к своим.
Том
Портянки и бриджи Тома были порваны в клочья и висели лохмотьями, пропитанными кровью, с присохшими на них кусочками мяса. Он пытался открыть санитарный пакет, когда услышал голос и увидел Ньюэза, сползавшего к нему. В зубах у него была незажженная трубка.
— Чертов дурак! — сказал Том. — Вернулся через все это!
— Я подумал, может, у тебя найдутся спички.
Он встал на колени рядом с Томом и вылил по пузырьку йода на каждую рану. Повязка сразу же напиталась кровью, и Ньюэз снял свои портянки и использовал их как дополнительные бинты. Том потерял сознание и больше уже ничего не помнил.
Ньюэз взял Тома на руки и потащил его через поле, которое уже было занято противником. Единственным прикрытием ему служил густой туман, и все же ему удалось добраться до своих целым и невредимым и отнести Тома на медицинский пост, который находился почти в двух милях от передовой. Когда Том пришел в сознание, Ньюэза уже не было рядом.
Том провел три недели в полевом госпитале Сен-Ирак, а потом его отправили надолго в пакгаузы в Обриле. Он беспокоился за своих ребят, потому что новости, приходившие с фронта, были действительно мрачные. Немцы прорвались по всей линии, и союзники отступали, ожесточенно сражаясь за каждую милю. Верховный главнокомандующий обратился ко всем частям. Их прижали к стенке, говорил он, и они обязаны сражаться до конца.
Однако к концу мая немецкое наступление стало терять силу и линия обороны британцев начала укрепляться. Надежда вернулась, возрастая все более, и скоро в воздухе повеяло уверенностью.
В середине июня Том вернулся в свой батальон, стоявший в резерве в Шантерене. Прошло три месяца, и многих друзей уже не было: кого убило, кого с тяжелыми ранениями отправили домой. Но Боб Ньюэз и Пекер Дансон оставались по-прежнему, и Дейв Раш снова вернулся.
— Ну и джери, конечно, с нами. Вон они сидят там. Только не дразни их, если можешь, а то в последнее время они что-то потеряли чувство юмора.
— Я думал, тебя с твоим ранением отправят домой, — сказал Тому Пекер Дансон.
— Только не Тосса, — сказал Ньюэз. — Он куда крепче, чем выглядит.
Дважды в июне немцы атаковали Блини, но оба раза были остановлены. Потом в этом районе атаки прекратились, и в Шестом батальоне все было спокойно. На правом фланге, в осажденном Реймсе все еще держались, а слева наступление противника остановили
Во время наступившего затишья у союзников появилась возможность восстановить силы. Они подсчитывали потери и переформировывали части. Вскоре они были готовы к удару, который мог бы положить конец войне. Американцы собирались с силами. Боевой дух французов пылал снова. На этот раз все должнозакончиться к Рождеству.
Август и сентябрь показали, что перелом наступил. Союзники наступали, гоня противника через всю Францию. К началу октября линия Гинденбурга снова была в руках союзников.
— Что ты будешь делать, когда окажешься в Берлине, Пекер?
— Станцую с кайзером «Голубой Дунай» [16] '.
— А потом?
— Сяду на ближайший поезд домой, конечно.
Шестой батальон был на марше. За последние шесть педель им не пришлось участвовать в боях, но теперь, после тщательной подготовки, их снова перебрасывали па фронт.
В маленьком городке под названием Валлон Сен-Жак люди оборачивались, глядя им вслед. Женщины выбегали навстречу с чашками кофе для солдат, старикам хотелось пожать им руки, а детвора махала маленькими трехцветными флажками. В одном доме, очевидно борделе, группа женщин, стоявших на балконе, посылала им воздушные поцелуи и показывала голую грудь.
16
Известный вальс Иоганна Штрауса.
— Томми, заходите! Мы вас развлечем! Soldats anglais, мы сдаемся!
— На обратном пути, — отвечали солдаты. — Не забудьте о приглашении!
И проходя мимо, они запели свой вариант популярной песенки:
Зажги-ка поярче свой красный фонарь! Мы скоро вернемся — все будет, как встарь… Пусть дешево ценят солдатскую кровь, Два франка мы сможем отдать за любовь…За городом уже слышался пушечный грохот в нескольких милях к востоку, который напомнил им, что война еще не закончена.
— Уже идем! — проворчал Дансон. — Опять в эту чертову мясорубку.
— Да просто еще одна речка, — успокоил Ньюэз.
В сыром дождливом сентябре они шли через Ле-Бёф, Лё-Транслуа, Шенау, Рокеньи. Этот район они слишком хорошо знали. Многие друзья были здесь похоронены. И погода была тоже знакомая. В этой стране когда-нибудь кончается дождь? Это даже хуже Манчестера, говорил Шатлворт. Несколькими днями позже они прошли мимо руин Ла-Було и такой же темной дождливой ночью подошли к окопам передовой.