Горький ветер
Шрифт:
— Не знаю. Где-то выиграл.
— Можешь стоять? А ходить можешь?
— Думаю, да, — пробормотал Кострелл.
— Лучше бы мог! — сказал Дансон. — Ты знаешь, что полагается за пьянку на посту?
— Господи! — Кострелл заплакал. — Мне так плохо!
— Давай, парень, соберись. Таунчерч сейчас явится.
— О Боже! — воскликнул Кострелл, но все же встал и взял у Дейва Раша ружье.
— Если бы не Ньюэз, ты бы до сих пор не пришел в себя, — сказал Дансон. — Мы никак не могли привести тебя в чувство.
Кострелл перевел
— Спасибо, дружище. Я куплю тебе выпивку в пятницу.
— На вот, пожуй, — сказал Ньюэз и протянул ему плитку табака. — Может, он отобьет запах рома.
Ньюэз вернулся в свой блиндаж, забрав с собой полупустую банку рома. Через несколько минут подошел Таунчерч с командиром взвода мистером Коулби. Все часовые были на бруствере. Все было так, как и положено.
Когда-то давно низина к северу от Ипра была отвоевана у моря и с помощью плотин осушена. Теперь эти плотины были разрушены британской артиллерией, и хлынувшая вода снова превратила местность в болота. Силы союзников пытались наступать по этим топям на немцев, прочно укрепившихся на высотах.
— Вот тебе и Гримпинская трясина, — ворчал Дейв Раш, вытягивая ногу из болота. — Только сила воли держит ботинки на моих ногах.
— А я после этой каши буду хвататься за все, что попадется!
Ньюэза взрывной волной отбросило в трясину и окатило грязью с головы до ног. Тем не менее он держал во рту трубку и прочищал ее от попавшей туда грязи.
— Говорят, грязевые ванны улучшают цвет лица. Мы вылезем отсюда, как те парни с этикеток мясных деликатесов. Лондонские дамы тратят кучу денег за то, что мы получаем тут задаром.
— Держу пари, что их грязевые ванночки так не воняют.
— Ты не должен обращать на это внимания. Это просто запах гниющего тела.
— Да, мой дружок Джим Бейкер похоронен где-то здесь. Его убили в пятнадцатом году.
— Мы теперь не станем останавливаться и искать его, Пекер. Утром у нас свидание с фрицами.
Это было ближе к концу августа, в дождливую и особенно темную ночь. Они двигались к месту сбора, ярд за ярдом нащупывая дорогу, готовые вступить в бой на следующий день.
— Что нам сейчас нужно, — сказал Дейв Раш, — так это электрический фонарик с черным светом.
По цепочке передали приказ: «Не курить».
— Я не готов к обручению, — сказал Тому Пекер Дансон. — Я не купил чертова кольца.
— Прекратить разговоры! — заорал позади капрал.
Колонны солдат медленно продвигались вперед, чавкая грязью. По-прежнему шел дождь. Все траншеи были затоплены, вода доходила до колен.
Когда наступил рассвет, первое, что они увидели — это вода, разлитая впереди. Нейтральная полоса представляла собой сплошные лужи, свет в которых был даже ярче, чем в затянутом тучами небе. Дождь шел монотонно, его серый занавес нехотя пропускал дневной свет, открывающий запустение, царившее на земле. В грязи валялись разбитые перевернутые
— Если я доживу до конца войны, — сказал Тому Дейв Раш, — то, пока буду жив, никогда не захочу больше встречать рассвет.
Сообщения между войсками были затруднены. Все утро они пролежали под дождем в ожидании приказа. В два часа британские орудия открыли интенсивный огонь. Наступающие взводы вылезали из окопов и бежали вперед по грязи под прикрытием артиллерии, которая медленно переносила огонь вверх по склону.
Придавленные к земле тяжестью снаряжения, они шли по грязи, которая местами доходила до бедер, продвигаясь ужасно, болезненно медленно.
— Немцам хорошо, — сказал Дансон. — У них там на холме неплохое местечко.
— Значит, ты знаешь, что делать, — выгони их оттуда! — сказал молодой лейтенант, командующий взводом, и бросился вперед, высоко подняв ружье.
— Просто, да? — спросил Дансон подошедшего Ньюэза. — Джери только и ждут, когда я вытащу свои чертовы ноги из этой вонючей грязищи.
Таунчерч, выбравшийся уже на какую-то бетонную плиту, подгонял солдат.
— Давайте, гусеницы, шевелитесь! Мне нужно продвижение! Я хочу, чтобы мой взвод был впереди!
— Мы знаем, чего ты хочешь! — закричал Кострелл, едва соображая, что говорит.
— Ну, Кострелл, чего я хочу?
Кострелл барахтался в грязи. Таунчерч плюхнулся на него и помог, толкнув в спину. Кострелл упал лицом в грязь.
— Я сказал, шевелитесь! — орал Таунчерч. — Я велел двигаться и показать немного мужества! Вы влезете на этот чертов склон, если я буду подгонять вас всю дорогу!
Кострелл полз на коленях, задыхаясь и плача, пытаясь стереть грязь с ружья.
— Посмотрите! Посмотрите! Что мне делать с этой чертовой штукой? Я не могу идти без ружья! Что мне, мать вашу, делать?
— У тебя есть штык, — сказал Таунчерч. — Если только ты подберешься так близко, чтобы драться им. А теперь давай, поднимайся, или я отдам тебя под суд!
Том и Ньюэз помогли Костреллу подняться.
— Давай с нами, — сказал Ньюэз, — и если один из нас упадет, хватай его ружье.
Теперь Таунчерч пробирался к другим, застрявшим в грязи.
— Пошевеливайтесь! Я хочу, чтобы мы были там, за этим дымом! Если я могу идти, то и вы можете!
Заградительный огонь, продвигавшийся вперед, оставил их далеко позади. Они не успевали за ним, и теперь, когда дым вокруг рассеялся, им уже не за чем было укрыться от врага. Они были на открытом месте, в море грязи, а вражеские цепи все еще находились далеко, за пеленой дыма и дождя.
— Куда идти? Куда? — кричал изо всех сил какой-то солдат. — Я даже не знаю, где немцы!