Горький ветер
Шрифт:
— Вон там человек стоит. Ты его видишь? На краю леса.
— Может, лесник, — предположил Том.
Но тут человек шагнул вперед, пересек обочину и стал на дороге: низкий, крепкий, грудь словно бочка.
— Это Эмери Престон, — сказала Линн.
— Чего он тут ошивается?
— Я его здесь уже не первый раз вижу. Когда я ходила в Истери в прошлую пятницу, он стоял на кладбищенской стене и смотрел на Пайкхаус, а когда я проходила мимо, он просто уставился на меня.
— Пойду поговорю с ним, — сказал Том.
Эмери
— Вы хотели поговорить со мной, мистер Престон?
— Нет, с какой стати? — сказал Эмери.
— Тогда почему вы здесь, наблюдаете за нами?
— А что, есть закон, запрещающий это?
— Нет, закона нет, — сказал Том, — по крайней мере, я такого не знаю.
— Но есть законы кое о чемеще, — сказал Эмери. — Для начала, против двоеженства.
— Но я не двоеженец, мистер Престон.
— Вы оба куда как хуже, чем можно подумать. Живете вместе без всякого стыда. Я сам грешник и трактирщик, но не смог бы так.
— Чего вы от нас хотите? — спросил Том.
— Я хотел бы знать, что произошло с моей дочерью.
— Тилли сбежала с другим парнем. Больше я ничего не знаю.
— Ты так говоришь, но я иногда сомневаюсь!
— Что вы имеете в виду?
— Ничего! Ничего! Просто мысли вслух.
— Попробуйте поискать в Бирмингеме. Он там живет, тот парень, с которым она сбежала.
— А ты сам пытался искать?
— Нет, — сказал Том, — потому что я не хочу, чтобы она возвращалась.
— Это вполне понятно. Законная жена помеха для таких, как ты. Ты предпочитаешь более вольные отношения.
Линн по-прежнему стояла в воротах Пайкхауса. Эмери заметил, что она беременна. Он скользнул по ней взглядом, полным презрения.
— Ты сам попал в ловушку, Маддокс, а это штука опасная!
Он повернулся и пошел в сторону Хантлипа, подняв столб пыли. Том и Линн вошли в дом.
— Не обращай внимания, — сказала она ему. — Пусть тебя это не огорчает.
— Я не волнуюсь, разве что за тебя, — сказал Том, — и немного за малыша.
— Тебе не нужно волноваться. Нет причины.
Странно, как менялось его зрение изо дня в день. Иногда, особенно в солнечные дни, он видел маки вдоль дороги, зреющие в садах яблоки, белые облака, плывущие по синему небу. Но в другие дни ему было плохо, и однажды на пустыре, окружающем Пайкхаус, он зашел в тупик, заблудившись, словно в тумане.
Он был совсем один, и ему казалось, что весь мир исчез; он показался ему дымящейся развалиной, проваливающейся в никуда и оставляющей его на краю пустоты; и он пережил момент затягивающего ужаса. Но через некоторое время, вытянув руки, он нащупал высокую траву, растущую вокруг повсюду, и это прикосновение приободрило его. Земля была по-прежнему здесь, не изменившаяся, и он мог найти дорогу в сгущающейся
— Тебе нужно было позвать меня, — сказала она, подходя к Тому, когда он шел ощупью вдоль кустарника к воротам. — Я бы точно тебя услышала.
— Я должен привыкнуть и научиться находить дорогу, — сказал он.
Но после этого Линн редко оставляла его одного. Она присматривала за ним и всегда была рядом, когда ему нужна была помощь. Их жизни были тесно связаны. Они делили друг с другом каждый миг дня и ночи.
Однажды, роясь в серванте, Линн сказала:
— Я не знала, что ты когда-то курил.
— Курил немного в окопах. А что?
— Потому что я нашла вот это. — И она положила ему на ладонь трубку.
— Она принадлежала Бобу Ньюэзу, моему приятелю в армии. Я думал послать ее его родне, но потом случилось все это, и я уже не стал с ней возиться.
До сих пор, вспоминая про Ньюэза, он видел только то, что осталось после того, как в воронке разорвался снаряд; видел только дыру в земле, сыпавшиеся комья с остатками человека. Но теперь, держа в руках эту трубку, он снова видел Ньюэза, чувствовал его дыхание позади, слышал его голос и вспоминал тот день в Льере на Сомме, когда показались первые танки, движущиеся по дороге на Рилуа-сю-Колль.
Они с Ньюэзом заваривали чай в резервном окопе, когда новенький по имени Уорт завопил:
— Боже всемогущий! Поглядите на этих чудовищ! Что это за чертовщина?
— Что еще? — спросил Ньюэз, вставая, чтобы взглянуть на танки. — Они притащили сдобные булочки?
Линн подошла и села рядом с Томом. Она видела, что он улыбается.
— Ньюэз всегда мог заставить нас смеяться, — сказал он.
Теперь каждый день, пока стояла летняя погода, Том работал на улице, рядом с насосом, где лежала лоза, погруженная в воду. Он сидел на матрасе, держа на коленях доску, и частенько, выходя в сад, Линн останавливалась посмотреть, как быстро растет корзина в его ловких руках, как он подправляет прутья или обрезает концы лозы. Человеческие руки, работавшие над какой-то вещью, всегда казались ей чудесными.
— Я знаю, что ты здесь, — сказал он однажды. — Я тебя хорошо вижу. Ну, неплохо. На тебе голубое платье и новый передник с большими карманами.
— А что у меня в руке?
— Полагаю, снова лекарство.
— Пей и без глупостей.
— Хорошо, — сказал он. — Ты медсестра. Но это не вернет мне зрение.
— Доктор Дандес говорит, что это поможет снять головные боли.
— Было бы чудом, если бы это помогло вернуть зрение. Я бы тогда выпивал по целой бутылке в день. — Он осушил стакан и отдал ей. Потом посмотрел на нее боковым косящим взглядом. — Но это вряд ли, да? В наше время чудеса не часто встречаются.