Горький ветер
Шрифт:
— Не знаю, меня дома не было.
— А утром, еще до того, как вы ушли на работу? Можете вспомнить, что на ней было?
— Она спала, когда я уходил.
— И вы сказали, что она не оставила никаких вещей?
— Ни булавки, — сказал Том. — Это все, что вы хотели узнать?
— Если только вы не хотите сообщить что-нибудь.
— Нет, ничего, — сказал Том.
Данз повернулся к Линн:
— Вы были знакомы с миссис Маддокс?
— Нет, — ответила Линн. — Я никогда в жизни не видела ее.
— Не могли
— Мерсибрайт, — сказала Линн, — но не миссис, а мисс.
— Могу ли я спросить, в каких вы отношениях с мистером Маддоксом?
— Это уже не ваше дело! — сказал Том.
— Я отвечу, — сказала Линн. — Мы живем вместе, как муж и жена.
— Благодарю вас, — сказал Данз. — Когда люди с нами совершенно откровенны, это всегда очень помогает. А были ли вы знакомы с мистером Маддоксом до того, как исчезла его жена?
— Да, была.
— Через какое время после ее ухода вы заняли ее место?
— Примерно через неделю, — сказала Линн и только несколько покраснела, встретив пристальный взгляд полицейского.
— Интересно, — сказал Том, — стоит ли мне поговорить с адвокатом?
— А что бы мы могли сделать для вас, мистер Маддокс?
— Не знаю, — сказал Том. — Я не знаю, что и адвокаты могут сделать. Мне нужно просто посоветоваться.
— Я бы не стал беспокоиться, мистер Маддокс. По крайней мере пока.
— Что вы имеете в виду под словом «пока»?
Но Данз и констебль ушли, не сказав ни слова.
Услышав о визите полицейских, Бетони пришла в ярость.
— Все, решено! — сказала она. — Я еду в Бирмингем разыскивать Тилли.
— В этом нет особого смысла, — сказал Том. — Если полиция не может найти ее, какие у тебя шансы?
— Возможно, они не очень-то стараются?
— Они сказали, что повесили объявления о розыске.
— Все равно я еду.
Но хотя она и провела там полных два дня, бродя по деловым улицам, спрашивая в мастерских и пансионах, она ничего не узнала.
— Нас уже спрашивали, — сказал владелец мастерской. — Полиция заходила сюда, тоже разыскивала эту женщину.
И она увидела повсюду плакаты, на которых было написано, что миссис Тилли Маддокс из Пайкхауса в окрестностях Чепсворта просят зайти в ближайший полицейский участок, так как ее родня беспокоится о ней.
Однако в компании «Щетки Бруно» на Холл-стрит Бетони выяснила один интересный факт: Артур Тримбл оставил работу двадцать девятого сентября и, говорят, увез свою семью в Лондон. У его жены там были родственники, и ее дядя предложил ему работу.
Бетони вернулась домой и пошла в Пайкхаус. Том был один, потому что Лини ушла в Истери к акушерке миссис Джибс.
— Двадцать девятого сентября! Понимаешь? Это значит, Тримбл уехал из Бирмингема сразу же после того, как Эмери Престон расспрашивал его о Тилли. Очевидно, он
— Но мы все еще не нашли Тилли.
— Она, скорее всего, рассталась с Тримблом довольно быстро, и теперь она может быть где угодно. Но полиция, в конце концов, должна узнать. Они узнают, что он уехал в дикой спешке, и придут к тем же выводам, что и я.
— Надеюсь, ты права, — сказал Том.
— Конечно, права! — воскликнула Бетони и вдруг перешла к разговору о своей свадьбе. — Вы придете, ты и Линн?
— Нам лучше не приходить, — сказал он, распутывая узлы на куске лески. — Она скоро родит, а народ в Хантлипе болтает всякое. Мы только испортим вам этот день.
— Вы могли бы зайти хотя бы в Коббзе, попозже. Дики заехал бы за вами на бричке.
— Лучше не надо, — повторил Том. — Нас там не особенно хотят видеть.
— Я хочу, — возразила Бетони, — иначе бы и не просила.
Но она понимала, что он был прав. Только Дик и мать принимали его теперь. Для остальной семьи он стал изгоем.
— Хорошо, — сказала она. — Я не буду настаивать, если тебе не хочется. Но, надеюсь, мой подарок будет вовремя готов.
— Будет, — сказал он. — Теперь уже немного осталось. — Он делал для нее плетеное кресло. — Джек приходит взглянуть, как идет работа. Шедевра не выйдет, но будет готово вовремя. Как говорил, бывало, Вильям, честное-пречестное!
Часто, когда он не мог уснуть, Том лежал на спине, совершенно неподвижно, боясь потревожить Линн, спавшую рядом. Он думал о чем-нибудь, что помогло бы ему уснуть. Считал, сколько стоит лоза и сколько он получит от проданных корзин. Иногда он мысленно возвращался в Этапле во время проверки, вспоминая все предметы, лежавшие перед ним. Респиратор. Неприкосновенный запас. Полевая аптечка. Миска, фляжка, котелок. Винтовка, патроны, одеяло.
Потом приходили имена. Ньюэз. Ричи. Гловер. Брейд. Дансон. Эванс. Привитт. Раш. До тех пор, пока в состоянии между сном и явью он не начинал бродить по пустынному полю, изрытому воронками от мин и снарядов, разыскивая потерявшихся товарищей, пока какой-то голос нашептывал: «Где они? Где они? Куда они подевались?»
Часто Линн не спала, потому что внутри ее шевелился малыш или потому что она чувствовала, что Том не спит. Во время войны она ухаживала за многими; слышала, как они стонут, всхлипывают, ругаются; обнимала их, укачивая, пока они кричали от кошмаров во сне. Но Том никогда не метался по кровати, никогда не кричал и не плакал. Он лежал совершенно спокойно и всегда молча, а когда она поворачивала голову, то видела, что у него открыты глаза. Иногда они слегка вздрагивали, казалось даже, что они пристально смотрят куда-то, хотя и не видят ничего.