Горький вкус мести
Шрифт:
Но Виктория стала вдруг иначе серьёзной и посмотрела в его искренние глаза. Она отрицательно покачала головой, отошла в сторону и уставилась на небо.
– Это значит,… нет? – прозвучал позади голос милого.
– Неужели ты не понимаешь, что я так не могу?
– Нет, не понимаю, – усмехнулся с горечью Крис. – Мы любим друг друга, хотим быть вместе, – резко выдал он и швырнул цветы на землю.
Виктория тут же бросилась к ним и, собрав с полившимися слезами, прижала к испуганной душе:
– Боюсь, мы… не пара, – плакала отчаянно она, поднявшись перед ошарашенным от услышанного возлюбленным.
– Кто это сказал тебе? – стал нежнее он, и в его глазах показались тоже слёзы.
– Судьба… Ты играешь с судьбой. Нам не позволят быть вместе.
– Я хочу быть с тобой и нашей дочерью! – воскликнул он, крепко схватив за плечи.
– Если ты боишься, что я тебя хочу связать дочерью, то нет! – воскликнула Виктория. – Ты свободен, и тебе не надо из-за этого венчаться со мной!
– Ты мне не веришь? Что же мне сделать, чтобы быть с тобой?
– Крис,… я боюсь.
– Я тоже боюсь, милая, – прошептал он. – Но я буду с вами всегда. Мне всё равно, что и как сложно это будет.
Крис вопросительно взглянул в глаза, успокаивающиеся от слёз, и подмигнул:
– Станешь моей супругой?
– Господь, помоги нам, – взмолилась та и, к милому прильнув, воскликнула. – Да!
Торопившее их на действия время отправило обратно в дом, где, быстро поцеловав старика и играющую рядом с деревянными игрушками дочь, они схватили плащи и умчались на конюшню.
В ночную даль махая рукою с крыльца, дед со слезами радости и страха провожал их. Он повторял нескончаемой хрипотой голоса только одно:
– Господи, помоги им,… благослови…
Факелы в руках любящих освещали им той ночью путь, словно дарили надежду на прекрасное, светлое и такое же тёплое будущее… Исчезнувшие из вида от переживающего за них деда влюблённые предстали вскоре у ворот церкви. Крис долго гремел по запертым воротам, пока к ним не выскочил взбудораженный и наспех одетый в рясу священник.
– Что Вы, сударь?! Церковь закрыта! – восклицал он через прутья ворот.
– Впустите, святой отец! Пожените нас, немедленно! – просил Крис, бросая уверенную улыбку смущённой возле любимой.
– Вы в своем уме?! Ночь на дворе! – отказывался тот. – Приходите завтра!
– На рассвете мне на войну, – строго смотрел Крис, достав из-за пазухи звенящий в его руке мешочек денег. – Сейчас!
Смягчившийся за плату тот тут же впустил влюблённую пару и коротко окрестил у ночного алтаря в супружескую связь,… благословлённую Богом и всеми святыми…
Глава 13
Из-за полуоткрытых дверей в тишину фрейлинского коридора еле доносился спор голосов. Приблизившийся к ним замер у порога…
– Да сколько же это можно вытерпеть? – воскликнул строго мужской голос из спальни.
– Уходите, доктор, не буду ни пить это, ни спать, – капризно отозвалась Кэтрин.
– Сударыня, но Вы так заболеете, – прозвучал голос верной Греты.
– Оставьте же все меня! – воскликнула ревущая Кэтрин, махая руками надоедливым собеседникам на выход, и застыла со слезами на глазах на показавшийся на пороге силуэт мужчины.
Она затаила дыхание и, попятившись назад, упёрлась спиной в стену. Одаренный вниманием замолкших присутствующих мужчина вошёл в спальню.
Это был Алекс! Да, именно он… Но все продолжали стоять без движений, смотреть на него и молчать,… ждать. Он же, не сводя глаз с милой ему Кэтрин молвил:
– Всем уйти.
Послушные слуги, доктор с Гретой тихо удалились и закрыли дверь за собой, оставив ещё немного молчавшую друг перед другом пару…
– Кэт, милая, – шагнул было Алекс к возлюбленной, но под её ответ остановился.
– Нет, – произнесла она, убирая с лица растрёпанные от недавней истерики волосы.
Не отрывающиеся их взгляды молчаливо тонули друг в друге и читали страдания душ…
– Уходите, граф, – набрав смелости, высказала Кэтрин и повернулась к нему спиной, стараясь сдерживать не останавливающиеся слёзы обиды уже и на себя.
– Кэт, умоляю, – нежно прозвучал позади ласковый голос любимого. – То письмо я писал давно, клянусь. Но потом забыл о нём… Я боялся начинать любовь, не хотел тебе такого, как я. И боялся того момента, когда узнаешь, что люблю, и что я не смог тебе сказать этого открыто. Я и до сих пор считаю, что не достоин тебя, но ничего уже не могу поделать. Я хочу быть с тобой…
– Уходите, – горько повторила она, не шевелясь, чтобы не сорваться в рыдания.
Гордость… Упрямая гордость изъедала изнутри, мешая истинным чувствам править. Но Алекс не уходил и лишь затих, собирая силы на исправление своей ошибки, понимая, что виноват сам…
– Дьявол, – вырвал из себя, наконец-то, он и прикоснулся крепкими руками к плечам любимой. – Я найду гада, кто перехватил это злосчастное письмо, подкинул его сейчас… Клянусь!
Кэтрин, не в силах от трепета горячего в любви сердца и обиды на слова того письма, уже не могла сдерживаться, захваченная в объятия возлюбленного. Это именно то, что она хотела: чтобы любимый делал шаг, чтобы он её хватал и удерживал, не давая гордости и сомнениям погубить то хрупкое счастье, что есть. Сама в себе она не могла найти тех сил, чтобы побороть упрямство и принципиальность, в чём признавалась, опять же, только себе, но Алекс всё чувствовал…
– Родная, молю, – шептал он. – Прости мне, что я тогда так не верил в наше счастье. Я убью тех, кто хочет нас разлучить. У них ничего не выйдет…
– Алекс, – заплакала она, расслабившись, и взглянула в его внимательные глаза. – Подтверди, что и с маркитантками у тебя не было ничего и нет! Мне Филипп писал, что к вам в отряд прибыли новые две девушки,… молодые и красивые.
– Милая, наши былые стряпуха и прачка погибли, и да, нам прислали новых. Да, они молодые. Да, симпатичные. Но мне всё равно, кто они и что! Ты – единственная женщина в моей жизни – моя любовь – это ты!