Горький запах полыни
Шрифт:
Видя мое угнетенное состояние, Сайдулло несколько раз протягивал косячок с анашой: «Халеб, попробуй! Помогает жить!» Помню, ребята на заставе в горах тоже покуривали и мне предлагали. Я пару раз затягивался — не пошло. Видно, не мое это. Не нужна мне муть в голове и искусственная радость. Зато каждую свободную минуту я стал посвящать разработке плана побега. Это заметно взбодрило — любая цель прибавляет смысла нашей жизни, а значит, и повышает уровень энергии.
Прежде всего, я не имел представления, где находится наш кишлак Дундуз. Ясно было только, что где-то между Кабулом и Кандагаром. Или судя по мягкому климату, скорее ближе к Джелалабаду.
Помню, как-то в декабре мы рванули из морозного
Кстати, именно с расспросов о Джелалабаде и надо начинать. Ведь Сайдулло там долго работал. Расспрашивать в открытую, конечно, нельзя — это может вызвать подозрение. А когда оно появляется, то от него уже просто так не избавиться. Оставалось внимательно и внешне совсем равнодушно прислушиваться к разговорам, выуживать нужную информацию по крупицам.
Вскоре усилия мои дали первые результаты. Ближайшим крупным городом оказался Ургун. До него километров сто двадцать, сорок из них — узкими горными дорогами. Но чтобы добраться до Ургуна, надо было стать таким же, как все, не выделяться ничем — ни одеждой, ни прической, ни внешностью. С этим пока было слабовато. Армейские, выгоревшие почти до белизны, китайские штаны. Чуть живые, разваливающиеся кроссовки. Старая длинная рубаха Сайдулло, солдатская широкополая шляпа песочного цвета. Хватило бы одного взгляда, чтобы определить, что это за фрукт. Но главными предателями были моя русая бородка и голубые глаза. Если бородка могла еще показаться седой, — в конце концов, можно было бы и подкраситься, — то глаза оставалось только выколоть. А что — выдать себя за слепого? Иду, постукивая себе посохом с повязкой на глазах. Но далеко так не уйдешь.
Ну а что в Ургуне? Ведь наши войска держали заставы по периметру огромного круга, максимально приближенного к границам. Но из-за сложного рельефа местности удавалось задерживать только пятую часть караванов с оружием и снаряжением. В самом Ургуне наших могло и не оказаться. Оставался Кабул или Кандагар. Добраться до них было не легче, чем до Луны. Но потом пришло в голову, что не нужны мне никакие города. Только бы наткнуться на какую-нибудь большую дорогу. А на ней, конечно, пусть себе и редко, все же иногда появляется наш транспорт. Я залягу неподалеку от трассы и дождусь появления спасительной колонны.
Некоторое время я был очень доволен своим простым решением, но потом понял, что и оно не идеально. Все дело в пыли, которую поднимает даже одна машина. Целые облака пыли еще издалека выдавали наше приближение. А разглядеть в этом облаке, кто передвигается, практически невозможно. Также и меня, глотающего пыль на обочине, никто не увидит. Тогда оставалось караулить на каком-нибудь извилистом и каменистом участке дороги. Но неожиданное появление такой необычной фигуры, как я, могло вызвать просто рефлекторное нажатие курка, и колонна спокойно проследовала бы дальше. К тому же
Чисто теоретически побег возможен. Но требовал очень большой подготовительной работы. И проводить ее надо очень осторожно. После того, как Сайдулло поднял меня на ноги, испытал в работе, убедился, что я для него незаменимый помощник, расставаться со мной по доброй воле он, конечно, не собирался. Видимо, мысли о том, что я могу убежать, тоже навещали моего хозяина. Поэтому он несколько раз, словно ненароком, возвращался к этой теме. Рассказывал неправдоподобно жуткие истории о полумифических пленниках, которые пытались сбежать от своих заботливых хозяев. Одного загрыз барс, другой свалился в трещину на леднике — там и оставили, третьего поймали, посадили в яму и кормили только мясом — умер в страшных мучениях через месяц.
— Так что, Халеб, если такие мысли завелись в твоей голове, то выбрось их сразу. С твоей внешностью дойдешь только до первого перевала, а там уже никто не сможет поручиться за твою жизнь. В лучшем случае тебя пристрелят на месте. Должен понять, что у тебя только единственный выход — честно работать и спокойно ждать моей смерти. Тогда ты получишь заслуженную свободу. И если к тому времени у тебя еще останется желание воспользоваться ею, то никто не будет чинить тебе препятствий в этом.
Перспектива оставаться рабом Сайдулло — пусть даже любимым рабом — еще минимум лет двадцать приводила меня в ужас. Бежать, во что бы то ни стало бежать! Но, конечно, сделать это так, чтобы меня не смогли вернуть. Да и погибать во время побега тоже не хотелось. Ни от барсов, ни от волчьих стай.
Для начала стоило подыскать в окрестностях какое-нибудь убежище, чтобы переждать в нем пару дней, пока будут искать меня особенно активно. Надо также создать запас еды — его можно хранить и в моем жилище. Тех же высушенных лепешек, они могут храниться долго. Хотя создать его не так просто — надо отрывать от самого себя. Нельзя сказать, что я голодал, но кормили меня, как в армии, по норме. Что-нибудь пожевать был всегда не против. Впрочем, так же питался и сам хозяин. Никакого чревоугодия не наблюдалось. Да и во всем кишлаке только мулла обладал избыточным весом. Какое-то пропитание можно добыть и охотой. Или рыбалкой. Но как ловить рыбу на этих сумасшедших реках, пока не представлял. А для той же охоты нужно оружие. Или хотя бы хороший и острый нож.
Задавать Сайдулло вопросы о моем автомате считал неуместным. Тем более, я уже слышал, как его кто-то спрашивал об этом, предлагал купить. Мой хозяин пылко и многословно уверял, что никакого автомата он не видел — слишком с большой высоты падал его шурави. Может, где-то на дереве и висит до сих пор его калашников. Но я-то помнил, что автомат был у меня на ремне и я падал, крепко прижимая его к себе.
Не оказалось в моей растерзанной куртке и документов. Сайдулло не упоминал о них, а я не спрашивал, так как это явно не имело смысла и тоже могло вызвать ненужные и преждевременные подозрения.
С началом летней жары почти всех овец кишлака перегнали выше в горы, где трава только начала зеленеть. На летнем пастбище стояла прокопченная каменная хижина с очагом, дым от которого уходил через дыру в сводчатом куполе. На этом пастбище жители кишлака дежурили по очереди, помогая постоянным пастухам. Отвел меня туда Ахмад, переночевал со мной, а утром отправился обратно. Когда мы добирались до этого летнего пастбища, я старался запомнить каждый поворот, каждый ручей, который переходили по камням. Уже с перевала, на котором явно чувствовалась нехватка кислорода, открывался вид на ярко и свежо зеленеющий далекий склон. Маленькими темными пятнышками далеко внизу угадывались и наши овцы, а на горизонте, как грозовые тучи, стояли горы с ослепительно белыми гребешками вечного снега.