Горм, сын Хёрдакнута
Шрифт:
Щеня и Реннир вытаскивали из воды Кьяра. С другого борта, йеллингские дружинники без должного успеха пытались рубить канаты за трехлапыми кошками, стягивавшими драккары вместе – в пеньку была вплетена стальная проволока.
– Дайте место Родульфу и Кривому! Сзади! Впереди! – ярл бросил правило, выхватил меч, и полоснул им по лицу враждебного карла, катившегося ему в ноги в плохо продуманной попытке сбить. Хан низко зарычал, хватанул за правую руку следующего неприятеля, перемахнувшего через борт, и бросился в кучу тел между ахтерштевнем и паровым котлом. Поставив на горло первому карлу подкованный железом сапог, так что подъязычная кость жалобно хрустнула, Горм снес второму верх щита, на возврате попытался рубануть его по лицу, что не получилось, поскольку карл отшатнулся слишком далеко
Родульф, вооруженный двухсторонней секирой, выкованной под его рост Кнуром, махнул влево-вправо, приговаривая: «Прикажи их нарезать, как нарезал ты маленького [87] сыночка конунга!» В воздух полетели навершие шлема, рука с половиной щита, и голова с выражением лица, начавшим сменяться на удивленное. В образовавшуюся во вражеском строе прореху с воплями «Кром! Йеллинг!» нырнули Кнур и Каппи, один с топором и молотком, другой с парой чеканов в до жути сильных и задубелых от каждодневной возни с шилом и дратвой руках. Ближе к форштевню Змея, Йормунреков воин в очень добротном пластинчатом доспехе и глухом шлеме с полным забралом, по образцу стародавних энгульсейских, безжалостно разил Гормовых дружинников копьем с длинным лезвием, выкликая: «Один! Хюгин! Мюнин!» Еще несколько карлов пристроились за ним, ступая по телам и тесня Гормову ватагу к мачте.
87
А.С. Пушкин и теперь уже точно Р. Костин.
Глухой шлем был сделан на редкость прочно. От удара молота Кривого, он не раскололся, а вместе с головой наполовину ушел в грудную клетку. Пользуясь кратким замешательством карлов по поводу внезапного сокращения их предводителя, Щеня, закончив со спасением выживших с Тюленя, проскользнул мимо Кривого, щедро оделяя соратников копьеносца тумаками посредством шестопера. Оружие было прикреплено к кожаной лямке, перехватывавшей запястье знахаря, за счет чего его можно было весьма разнообразно крутить, чередуя удары с размаха с тычками. Воин с копьем, однозначно и безусловно мертвый, как колода мясника, загадочным образом некоторое время стоял стоймя (впрочем, и за колодами замечалась такая повадка), потом наконец выронил копье и повалился. Копье не успело упасть на настил, залитый морской водой и кровью, как его подхватил еще один дружинник Йормунрека, с криком «Один один!» ткнув Щеню в грудь. Одновременно с этим выпадом, Щеня выпустил рукоять раскрученного в воздухе шестопера из руки, так что железная палица на петле по дуге устремилась его противнику в висок. Под окрашенной в бурый цвет толстинной свитой знахаря был панцирь из мастерской самого Святогора. Копье отскочило, на миг выбив из знахаря дух. Шлем же дружинника ковал явно не Бельдан Золото, и венедская палица выбила из железа заклепки и из прикрытой им головы – мозги.
– Сакси не убивать! – Горм нырнул под секиру, двинул яблоком гарды в чей-то щетинистый подбородок, пнул сапогом подвернувшееся колено, скорее почувствовав, чем услышав, треск ломающейся кости, и, стараясь не обращать внимания на внезапную колющую боль в правой ноге, перепрыгнул через борт вражеского драккара.
Дела Кнура и Каппи шли довольно посредственно – прижавшись спинами к мачте, они готовились подороже продать свои жизни полудюжине тяжело вооруженных дружинников и одному дроттару в длинном черном одеянии поверх доспехов и с окованным железными кольцами ясеневым посохом. Ногой выбив из сжатых в предсмертной судороге пальцев меч, ярл подхватил его в свободную левую руку, и снова бросился в драку, крича:
– Нитинги, шестеро на двоих!
– Семеро, невежда! – дроттар оказался довольно управист с посохом.
– Ощипанные вороны не в счет, – рунная сталь перерубила ясеневое дерево, железо, и кость, оставив служителя мертвого бога с подозрительным прошлым в недоумении смотреть на две трети посоха, сжимаемые полутора руками. Недоумение было непродолжительным – кузнец и сапожник сполна воспользовались мигом, подаренным им Гормом, и перешли в наступление. Дроттар упал в лужу крови на досках лицом вниз, с дырой от чекана в затылке, еще один дружинник Йормунрека схватился
– У меня… завод кончается, – пожаловался Кнур, отклоняя топорищем выпад копья, направленный в бедро.
– Двое нас, – ответил Каппи и прыгнул обеими ногами на грудь своего противника, поскользнувшегося и упавшего на настил.
У того изо рта полила кровь. Для верности, сапожник долбанул врага чеканом в ухо, развив мысль:
– Походы, битвы… Сидел бы лучше в Йеллинге, тачал бы девам сафьянные сапожки с бисерной расшивкой… Ярл, тебе помочь?
– Да! Как ты знал? – спросил Горм, жёстко принимая рубящий удар на меч Рагнара.
В общем случае так делать не стоило, но догадка старшего Хёрдакнутссона о менее чем образцовом качестве оружия врага оказалась правильной – рунное лезвие осталось невредимым, меч Йормунрекова воина разлетелся на куски, и вторым своим мечом (тоже так себе железка, но все-таки острее и тверже, чем, например, глаз) Горм поразил его в одно из отверстий полузабрала.
– О чем? – спросил сапожник, обухами обоих чеканов околачивая голову дружинника, сбитого Ханом и упавшего на четвереньки.
– У меня в правую пятку вышла проволока, просто жить мешает!
– Говорил я тебе, Гвездослав из Волына – показушник, – сапожник напоследок пнул врага и распрямился. – Верх цельнотянутый из тисненой кожи или пряжки серебряные – на это он, видите ли, горазд, а как подошву толком сработать… Ничего, починю, а время будет, и новые тебе стачаю.
Ярл огляделся по сторонам. Соперник Кнура все еще держался на ногах, шатаясь из стороны в сторону, но его кольчуга была иссечена топором, а шлем сбит с головы. На настиле Кровавого Змея Бурунов, полностью оправдывавшем первое слово названия, побоище (иначе назвать происшедшее было бы неправильно) закончилось гибелью большинства участников. Кривой осторожно поддерживал Родульфа, Щеня с Бреси из Скиллеборга, напросившимся ему в ученики, склонились над кем-то, звавшим мать, Сигур сидел на своем ларе, бледный, как полотно, с левой рукой, согнутой в локте в направлении, в котором локтям не положено гнуться. На обечайке парового котла лежал, судя по доспехам и общему размеру, Реннир. Пакостно удачный удар одного из Йормунрековых карлов снес ему большую часть головы, так что к шее осталась присоединена только нижняя челюсть с зубами и язык, вываленный на котел и слегка шипевший в месте соприкосновения с нагретым металлом.
– Сдавайся уже, – Кнур удачно засветил молотком своему противнику в плечо, так что тот выронил меч. – Ты один и остался.
– Один, прими меня в твоем чертоге! – заорал тот и прыгнул за борт.
– У Одина теперь чертог под морем? – с сомнением спросил неизвестно кого Кнур. – Это ж, поди, у морского посадника, про которого Сотко пошлый купец былину сложил…
– Кнур, что с водометом на этом драккаре? – Горм направил пытливость кузнеца в несколько более немедленно полезное русло.
– Отметался, – Кнур указал на погнутую железяку. – Шатун запорот, и поршень давление потерял.
Горму представился превратностями судьбы лишенный берлоги медведь, которого почему-то еще и забивают насмерть розгами, и чудовищный кожаный лапоть Кривого, необъяснимым образом проваливающийся сквозь землю. Более понятно, кузнец завершил свою речь:
– Водометы, это не подковы, их нельзя зараз по шестьдесят штук клепать. Зато смотри, что на корме!
В веревочной сети у правила лежало несколько рогатых железных бочоночков. Рядом на подставе стоял тяжелый самострел, из тех, на которых тетива взводилась особым раздвоенным на конце рычагом, называемым «козлиная нога.» К тетиве была приделана кожаная полоса, как у рогатки или пращи. Одна из дуг самострела была треснута.