Гормон счастья
Шрифт:
— Я не применяла.
— Отчего же? Применяли. В целях устрашения.
Я опустила пистолет, а потом и вовсе убрала в сумочку, заметив вскользь:
— Только не говорите мне, что вы испугались.
— Не очень, — отозвался он. — А где вы научились обращаться с оружием? Неужели в детстве ходили в кружок стендовой стрельбы из «воздушки»?
— Было в жизни время — пришлось научиться, — серьезно сказала я. — По-моему, в наше время не уметь постоять за себя — большой недостаток.
— Это верно, — выговорил Корсаков, а потом, перепрыгнув
— Да нет. Только вот зачем? — И, не дожидаясь ответа на первый вопрос, я тут же задала второй: — И почему вы бросили без присмотра Романа Альбертовича? Ведь вы его личный телохранитель.
— Без присмотра? Ничего себе! Да к Роману Альбертовичу даже комар не прокрадется. Там каждый сантиметр под контролем. Вы думаете, для чего Роман Альбертович не поскупился и приобрел в Тарасове целый особняк? В городе, где он бывает раз в год или того реже?
— Из соображений безопасности, наверно.
— Вот именно. У Лозовского все по принципу: «если близко воробей — мы готовим пушку». Так что за его безопасность есть кому побеспокоиться.
— Так зачем вы поехали за мной, Владимир? — в упор спросила я. — Ведь вы, верно, следовали за мной от самого клуба? Так?
— А у меня есть к вам предложение, — не моргнув глазом ушел он от ответа.
— Предложение? Ко мне? Вы же меня знаете всего несколько часов. Если вообще можно говорить «знаете», когда все знакомство исчерпывается парой совместно распитых коктейлей и… историями из жизни.
Он улыбнулся и передернул плечами:
— Ну так что ж, что несколько часов? Я не руку и сердце собираюсь вам предложить. Хотя… некоторые за несколько часов доходят и до этого.
Я вздрогнула и произнесла, глядя прямо в глаза охранника Лозовского:
— И что же вы мне хотели предложить, если сорвались от своего босса и проехали через полгорода? Кстати, верно, у вас прекрасная машина, если вы поспели за моим «Ягуаром».
— Да я мог бы вас и обогнать. Я вообще-то мастер спорта по кольцевым автогонкам. Но это так… лирическое отступление. Теперь о моем предложении. Я предлагаю вам перейти на работу к нам.
Некоторое время я стояла, не зная, как реагировать на сказанное и что говорить в ответ, поэтому решила для начала уточнить:
— К кому это — к вам?
— К нам — это к Лозовскому. Мне кажется, что здесь, в Тарасове, вы не на своем месте. Конечно, юрисконсульт губернатора — это если и не синекура, то, по крайней мере, теплое и комфортное местечко, а если судить по вашему дому — еще и прибыльное…
— Вы знаете, где я живу? — резко прервала его я. — Знаете, Владимир, такое внимание к моей скромной персоне, конечно, лестно, но тем не менее есть определенные пределы…
Теперь уже Корсаков перебил меня:
— Я все понимаю! Все понимаю. Вы знаете, Юля, это так странно…
— Вот именно — странно! — повысив голос, выговорила я, ибо был назван лейтмотив,
— Что — определенно? — переспросил он, придвинувшись ко мне вплотную.
На мгновение мне показалось, что вот сейчас он столкнет меня с обрыва, и романтический разговор над ночной рекой завершится жирным многоточием. Точнее — многокружием, то есть всплеском и разбегом концентрических кругов по поверхности реки.
Конечно же, этого не произошло. Правда, я сама едва не потеряла равновесие и вынуждена была схватиться за его локоть. Момент показался мне мучительно долгим и неловким. Проклятые птицы, как назло, примолкли, и я была вынуждена заполнить мучительную тишину первым, что пришло в голову. Надо сказать, первым приходит в голову всегда глупость.
И я произнесла ее:
— Знаете, что, Володя… Меня сегодня приглашали в гости. Но в такое время приходить в гости одной как-то не… Пойдемте со мной? Тут рядом.
— Да, конечно. Пойдем. Есть что обсудить.
По той торопливости, с какой Владимир ответил, я поняла, что моя реплика прозвучала не менее нелепо, чем его предложение о переходе на работу к Лозовскому.
Как я и предполагала, сабантуй у Кульковых все еще продолжался. Более того, судя по ряду признаков, он еще и не начал клониться к закату — в полном раздрае с солнечным диском, который уже давно задвинулся в невидимый футляр горизонта.
При нашем с Корсаковым появлении хозяин дома встал из-за стола и, вихляя вправо-влево своим тощим корпусом, заорал так, что у меня едва не заложило уши:
— А-а-а! Вот оно шта-а-а! Проходите! Штрафную, а? Нет? А что я спрашиваю? Ннналивай, Миша!
Его взгляд обратился на Корсакова, и, по всей видимости, мой дражайший соседушка остался осмотром доволен:
— А что, Юль Сергевна, н-ничего он у тебя. Как говорится, представительный мужчина в полном расцвете сил. На свадьбу иначе чем свидетелем даже и не зовите — об-биж-жус-сь… и не приду.
— Ну что ты говоришь, Дима, какая свадьба? — недовольно произнесла я. — Это Володя, мой хороший знакомый. Володя, это Дима, там — Юля… больше я и сама никого не знаю.
Надо сказать, что я не узнала никого и впоследствии. Потому что двое из собутыльников Кулькова были настолько пьяны, что даже не могли выговорить собственное имя, а дамочка, сидевшая рядом с Юлей Кульковой и сначала назвавшаяся Леной, потом стала утверждать, что ее зовут Катей, а к трем утра начала откликаться на Олю и Свету.
— Давно я не пил в такой демократичной компании, — сказал мне Корсаков, чокаясь с перегнувшимся через стол Димой Кульковым. — Можно сказать и короче: давно я не пил. У Романа Альбертовича напряженный график. А мне нельзя его оставлять в разъездах. Я же — тень олигарха. А тень можно терять только ночью, да и то в полной тьме.