Горн, Бес и другие. Том первый
Шрифт:
– Нам нужен вечный страж. – сказал он рассудительно и поднёс к лицу Дора медальон. – И ты как нельзя лучше подходишь на эту роль. Скариот сделает из тебя мумию. Лассергора и Дрогорир вдохнут жизнь, а я всё это узаконю и привяжу к этому месту навечно. Пиролет наделит тебя удачей, а Кнор научит сопротивляться чужой воле. Очень кстати пригодится твой младенец. Он станет посланцем в случае необходимости. Ну это ты, надеюсь, сделаешь сам.
Дор с ужасом ощутил, что его внутренний мир, его мысли готовы броситься в глубину этого медальона. Как же он мог так опростоволоситься? Ведь знал, с кем имеет дело. То,
Пустота. И ничего, кроме этой пустоты. Единственное, что он ощущал, была пустота. Его разум был чист.
– Ты меня слышишь? – требовательно прозвучал в голове голос. – Отвечай.
– Да. – ответил он.
– Кто ты?
– Я страж.
– Замечательно. – голос остался доволен. – Ну вот, друзья, теперь мы можем быть спокойны. Наш Дорметикур Тербоин любезно согласился стать стражем. И заметьте, совершенно добровольно. Его за язык никто не тянул. Всё законно. Мы можем отправляться. Судя по всему, этот мир – точная копия нашего. Так что расходимся, как условились. Прощай, Дорметикур Тербоин. Мы на тебя надеемся.
Он открыл глаза. Одиннадцать фигур в последний раз оглядели его, отвернулись и разошлись в разные стороны. Лишь один, высокий задержался.
– Какой же ты тупой. – заглядывая ему в глаза, сказал одетый в синее. – Таким и останешься. Прощай, мумия, иди сторожи.
Обёрнутое в тряпьё создание подчинилось приказу и двинулось к каменному кругу. Застыло и уставилось в середину монолита бездушными глазами. Сколько времени прошло, оно не знало; может вечность, может мгновение. Такого понятия для него не существовало.
Внезапно под бинтами что-то зашевелилось. Мумия перевела взгляд на свою грудь, и тут ужасная, чудовищная боль сотрясла мозг и всё тело. Мир превратился в яркую радугу.
– Ну ты и орёшь. Надеюсь, тебя не слышали.
Дор открыл глаза. Разрывая бинты, наружу вырвался Бес.
– Уф, взопрел. – сказал он, тут же принявшись разматывать хозяина. – А ты это хитро придумал – дать мне свободу. А то бы мы так и остались – ты мумией, а я паразитом на твоём теле. Скажи, ты знал, что так будет?
– Если б знал, предпочёл остаться с той стороны. – Дор поднялся, с омерзением сбрасывая с себя остатки бинтов. – Я что, должен сказать тебе спасибо?
– Не мешало бы. Впрочем, мы в расчёте, хозяин.
– Я больше тебе не хозяин. Или ты забыл?
– Нет уж, теперь, как честный создатель, ты обязан позаботиться обо мне. Свобода – это, конечно, хорошо, но… – Бес почесал трезубцем за ухом, – я уже так привык. Давай ничего менять не будем. К тому же, мне здесь нравиться, а два индивидуума, равных по положению, наделённых разумом и свободой воли, рано или поздно рассорятся, а мне бы этого не хотелось. Но всё же, прошу не забывать, что я теперь личность.
– Паразит ты, а не личность. – улыбнулся Дор, протягивая руку. – Спасибо. Ты спас мне больше, чем жизнь. Как ты сообразил, что надо делать?
– Начнём с того, что я не глухой. Трудно не догадаться, что они затеяли пакость. Торопыги. Не то что выпотрошить – раздеть тебя не удосужились. Так, замотали на скорую руку тряпьём; думали, сойдёт. Хотя должен признаться, сидя у тебя за пазухой, трудно было выбрать нужный момент, да ещё в придачу не выдать себя.
– Но ты мог оставить всё себе и не сделал этого. Почему?
– Я, кажется, сегодня уже имел возможность высказаться по поводу твоих интеллектуальных способностей. Не в моих правилах повторяться. Хочешь ты того или нет, но я часть тебя, пусть и свободная, и создан по твоему образу и подобию. Если бы ты мог так поступить, то я бы так и поступил. Хотя, возможно, и нет. Я, как-никак личность.
Едва они успели обменяться рукопожатием, как тряпичный кулёк ожил и принялся истошно орать. Оба поспешили к младенцу.
– Есть хочет. – разворачивая пелёнки, вынес вердикт Дор. – Его надо накормить.
– Не проще ли его самого сожрать? Фу, от него воняет. – Бес скорчил гримасу отвращения. – Так он ещё и обгадился. А это что?
Избавив детёныша от пелёнок, они обнаружили небольшую стеклянную бутылочку. Судя по цвету, внутри было молоко.
– Ну, и надолго ему этого хватит? – с сомнением покачал головой Бес. – Послушай доброго совета, давай его просто сожрём, чтобы не заморачиваться. Сё одно помрёт с голоду. Ты же не собираешься делать из него гонца и превращать в нежить?
– Я больше не намерен ни из кого делать нежить. А с голоду он у нас не умрёт. Я знаю, что это такое. – Дор потряс сосудом. – Это вечная бутыль молока. Приходилось с таким сталкиваться. – он, как мог, обтёр малыша и взял его на руки. – А гонца из него всё-таки придётся сделать. Я пока покормлю его, а ты, – и указал на испачканные пелёнки, – займись этим.
– Я? – возмущению Беса не было предела. – Ни за что.
– Давай, давай. – усмехнулся Дор, приставляя к губам младенца соску. – Пошевеливайся. Детям нельзя ни мёрзнуть, ни перегреваться под солнцем. Я где-то слышал. Вон озеро. Иди прополоскай.
Жуткая гримаса брезгливости исказила и без того далеко несимпатичную мордочку существа. Он подцепил вызывавший в нём отвращение предмет трезубцем и поволок по песку в сторону оазиса.
– И это тоже прихвати. – его хозяин указал на ворох бинтов, оставшийся от его мумии. – Потом что-нибудь сварганим из них. И не рви ткань вилами, раззява. – Дор не смог скрыть улыбку при виде недовольной физиономии красного приятеля.
– Ты, кажется, позабыл, – буркнул Бес, собирая в охапку бинты, – мы договорились, что я тоже личность.
– Любой, назвавший себя личностью, должен уметь брать на себя ответственность. – строго сказал старик. – А то все чего-то хотят, не желая ничего делать взамен. Это уже погубило один мир. Я не позволю загубить и этот. О, я гляжу, ты сердишься? – заметив, как между рожек товарища пробежала бледно-голубая искра. – Ничего, ничего, привыкай.
– Завтра сам пойдёшь стирать. – тихонько пробубнил Бес, волоча за собой отвратительную поклажу. – Дерьмократия, мать её, во всей красе, будь она неладна. А ведь какой простой выход был: сожрать, и вся недолга. Нет, захотелось поиграть в папочку. Воспитатель хренов. – продолжая возмущаться, он пнул ненавистные тряпки, отчего к копытцу прилипли светло-жёлтые капли, что в конец его расстроило. – Вот дерьмо. – обречённо вздохнул краснокожий. – И этот младенец, и ты, Дорметикур Тербоин, и весь твой новый мир – одно сплошное дерьмо. И я вместе с вами.