Горняк. Венок Майклу Удомо
Шрифт:
Лэнвуд чувствовал, как в нем растет гордость. Приятно все-таки видеть плоды своих трудов. И еще хорошо, что он никогда не выбрасывает копии писем. Десять лет назад! Сегодня же вечером он заглянет в старые папки.
Удомо замолчал.
— И каковы ваши дальнейшие планы? — спросил Лэнвуд.
— Хочу получить докторскую степень и вернуться домой. Знаете, какое почтение питают у нас к званию «доктор».
— Сколько времени это у вас займет?
— Почти все уже сделано. Диссертация готова. Осталось выполнить кое-какие формальности.
— Прекрасно.
— Потому-то мне так и хотелось увидеть вас, — сказал Удомо.
— Мы соберемся у меня и все обсудим.
Пока Лоис и Джо мазали хлеб маслом и делали сандвичи, Мхенди беспокойно ходил из угла в угол. Мегер крепчал. Он выл и свистел за окном, сотрясая рамы. Мхенди взял нож, попробовал пальцем его острие, затем швырнул обратно на стол и подошел к окну. Он глубоко засунул руки в карманы и стал смотреть на видневшийся кусочек неба. Небо было темное и низкое, казалось, нависшие тучи изнемогают под тяжестью готового просыпаться снега.
Лоис не сводила с него глаз. Он уже минут двадцать как пришел сюда и до сих пор не произнес ни слова. Джо подняла голову, собираясь что-то сказать, но Лоис отрицательно покачала головой.
— Отнеси это в гостиную, Джо.
Она подождала, пока Джо скроется за дверью, затем встала и подошла к Мхенди.
— Что случилось, Дэвид? — Она хотела коснуться его плеча и уже протянула было руку, но тотчас отдернула ее. — Может, я могу помочь?
— Разве что напоить меня до бесчувствия, — с горечью ответил он.
Лоис ждала, что он повернется к ней, но он не отрываясь смотрел в окно. Она подождала еще немного, потом сказала:
— Чай готов. Пошли в комнату.
Лоис вышла, катя перед собой столик на колесиках. Мхенди остался в кухне один. Он так и не повернулся. Глаза его вдруг наполнились слезами. Плечи поникли. Он зажмурился, но слезы все текли и текли из-под сомкнутых век. Потом рывком — даже с яростью — он выпрямился. Достал из кармана носовой платок, но платок был очень грязный, и Мхенди вытер лицо рукавом.
Он повернулся и торопливо прошел в ванную. Открыл холодный кран и ополоснул лицо ледяной водой. Вытерся, взглянул на себя в зеркало. Не мешало бы постричься. Дотронулся до седых висков. «Через год я окончательно побелею, если, конечно, буду жив», — подумал он. С отвращением посмотрел на грязный, весь в пятнах пиджак. А, сойдет — прорех на рубашке не видно, и то ладно. Потянул сморщенный, перекрученный галстук, попробовал разгладить его, но галстук опять свернулся в трубочку.
Рассматривая себя в зеркало, Мхенди попытался вспомнить, каким он был пять лет назад. Потом быстро закрыл глаза и отвернулся. Расправил плечи и не спеша пошел в гостиную.
— Дэвид, — окликнула его Лоис.
И Удомо сразу вспомнил. Ну конечно же! Дэвид Мхенди! Это он возглавил пять лет назад восстание в Плюралии. Удомо тогда был в Канаде. Он взглянул на Мхенди. Ничего особенного — никогда не скажешь, что это революционный вождь. Внешность самая заурядная. Небольшого роста, одет плохо. «Пожалуй, даже хуже, чем я», — решил Удомо. В общем, печальная фигура.
— Я налила вам, — сказала Лоис.
Мхенди подошел к стеклянной двери, Лоис протянула ему стакан, наполовину наполненный виски, Мхенди сделал большой глоток и сел.
— У Мхенди одна беда, — резко сказал Лэнвуд, — слишком много пьет.
— Так это он стоял во главе восстания в Плюралии! Я только сейчас вспомнил. Читал об этом в Канаде. Черт возьми! Еще немного — и удалось бы!
— И удалось бы, если бы меня слушался, — сказал Лэнвуд.
— Кому еще виски? — спросила Лоис.
— Мне, — ответил Эдибхой и подошел к Джо.
— Как же он оказался здесь? — спросил Удомо.
— В ту ночь, когда была разгромлена освободительная армия, он сумел ускользнуть от врагов, и его переправили сюда морем.
Удомо вспомнил сенсационные заголовки, которыми пестрели газеты того времени. Повстанцы держались почти год. Погибло несколько тысяч. Он повернулся к Лэнвуду.
— Почему же его не высылают на родину?
— Чтобы отдать под суд? Это может послужить сигналом к новому восстанию. Кроме того, найдется немало желающих выступить в Совете наций с неуместными вопросами. Нет! Их гораздо больше устраивает, чтобы он сидел здесь, в эмиграции и спивался у них на глазах.
— Мы должны помочь ему! — воскликнул Удомо.
— И поможем! Время работает на нас. Мир меняется. Крепнут силы наших друзей и союзников… А теперь расскажите мне, как вы устроились. Нашли себе квартиру? Есть ли у вас деньги?
Не сводя глаз с Лоис, разговаривавшей с Мхенди, Удомо ответил:
— Комнату я снял, но она мне не по карману.
Лоис сидела на низеньком табурете рядом с Мхенди в противоположном конце комнаты. Они почти касались друг друга. Он видел, как Лоис взяла руку Мхенди.
«Может быть, они любят друг друга», — подумал Удомо.
— Рассказывайте, Дэвид. Вам станет легче, — сказала Лоис.
Джо и Эдибхой, лежа на ковре, слушали приглушенную музыку. Лэнвуд продолжал говорить. Удомо слушал, не переставая наблюдать за Лоис и Мхенди.
Лэнвуд рассуждал о том, как бесчеловечно относятся империалисты к колониальным народам.
Мхенди осушил третий стакан.
— Я только что получил вести с родины, — сказал он. — Мою жену расстреляли.
— Боже мой! — прошептала Лоис.
— Первые жертвы плана «Поселение А». Власти решили переселить мой народ в пустыню с земель, принадлежавших нам c незапамятных времен. Колонизаторам не нравилось, что мы владеем плодородной землей. Мой дом стоял у подножия горы. Земля там хорошая, краснозем. Слишком хорошая для существ низшей расы…