Горные дороги бога
Шрифт:
Гибкий силуэт в простом полотняном платье с поясом, сползшим на бедра: светлый, почти светящийся даже посреди сумеречной сырости давно не проветривавшейся кухни.
Подол, все же не убереженный полностью от капель травяного сока.
Рыжий локон, выбившийся из-под ленты и змейкой скользнувший между остренькими лопатками.
– Добро пожаловать, – сказал я, хотя приглашение и запоздало.
Она не ответила, не обернулась. И это показалось мне еще более странным, чем давешнее отсутствие любопытства.
– Что-то случилось, эрте?
– Случилось? –
Тон ее голоса мне не понравился: он колебался от обиженного до оскорбленного, а каких-либо видимых причин вроде бы…
Тонкие пальцы коснулись предмета, лежащего на столе. Раздалось шуршание. Бумажное.
– Вы солгали.
Да что с ней такое, Боженка меня задери?!
– Зачем вы солгали?
Лист бумаги сорвался с края стола и закружился в воздухе, падая под ноги Нери Соанн. Знакомый такой лист, слегка помятый из-за пребывания то в одних, то в других руках. Немного отсыревший за время путешествия на речном кораблике. Я сам ни за что не вспомнил бы точное содержание нескольких строк, выведенных рукой Натти, но здесь и сейчас нашлось кому освежить мою память.
– Супруги Мори со-Литто.
Она произнесла эти несколько слов как приговор целому миру. То ли своему, то ли моему, то ли…
– Это и есть безделица.
– Супружеские узы? – горько уточнила лисичка, продолжая смотреть куда-то в закрытое окно.
– Нет никаких уз. Только на бумаге. Мужчина и женщина, путешествующие вдвоем, вызывают меньше вопросов, если именуются для всех супругами.
– И еще меньше вопросов, если ведут себя как супруги?
– Мы не пускали наблюдателей в свою постель.
– Ах, так постель все же была?
Со стороны наверняка могло показаться, что она ревнует. Но мне, глядящему на все изнутри обстоятельств, пока никак не удавалось понять, что происходит.
Да, когда я испрашивал дозволения уехать, хозяйка Блаженного Дола уже вела себя немного странно. Невнятные разговоры о сватовстве, назначенной свадьбе и прочих глупостях, вспышки гнева безо всяких объяснений. Ей определенно что-то требовалось от меня, но вроде бы только осенью. Или обстоятельства изменились?
– Вас что-то тревожит?
– Да. – Рыжая голова утвердительно качнулась. – Меня тревожит, когда мне лгут.
– Эта бумага и правда не имеет значения. – Я присел, чтобы поднять злополучную подорожную, но туфля Нери плотно прижала листок к полу.
– Тогда почему же вы так держитесь за нее?
Снизу очень хорошо были видны раздраженно раздутые ноздри. И дрожащий, скорее всего от ярости, подбородок.
– Потому, что любая бумага требует к себе уважения. Даже потерявшая свою силу.
– Вы уже получили развод?
– Нет. И не собираюсь получать.
Нери торжествующе фыркнула, но ногу с подорожной не убрала.
– Потому что свадьбы не было.
– Неужели?
– Именно так.
– Тогда вы не только лжец, но и грешник! – заявила лисичка. – Если свадьбы не было, зачем же вы привели свою спутницу к Элсе? Конечно, чтобы она позаботилась о ребенке! Я не настолько слепа, как вы думаете. Ту девушку тошнило вовсе не с дороги.
Ну да, конечно. Догадалась. Не стоило надеяться на сохранение тайны. Но если один секрет она разгадала сама, со вторым лучше поторопиться мне.
– Вы правы. Я в самом деле просил Элсу позаботиться о ребенке. О том, чтобы он не увидел свет.
Нери содрогнулась всем телом. И упала бы, если бы я не подхватил ее за бедра.
– Вы отказались от собственного ребенка?!
Она произнесла это совсем без голоса. Одними губами, глядя мне в лицо глазами круглыми, как тарелки. А потом снова покачнулась. Пришлось поднять ее и посадить на стол.
– Вы отказались…
В ней не было ужаса. Ни капли. В конце концов, сельская местность обычно располагает к более простому восприятию жизни и смерти, нежели перегруженные искусственными условностями города. Нет, лисичка смотрела на меня так, будто я совершил поступок не то чтобы дурной, но тот, которого от меня не ожидали. Или, вернее, тот, который я не имел права совершать. По мнению Нери, разумеется. Потому сейчас светло-зеленые глаза были наполнены даже не удивлением, а чем-то вроде отчаяния, словно мне предписали сделать то-то и то-то, а я грубо и бессовестно нарушил устав собственной службы. Но главным было все-таки не мое преступление, а то, что оно каким-то образом могло повлиять на чужие жизни.
По крайней мере на одну.
– Отец этого ребенка был плохим человеком. И зачал его не в мире и согласии.
Кажется, она меня не слушала. Или не слышала. Но продолжала смотреть глаза в глаза. Не отрываясь.
В моем прошлом вспоминался всего один такой взгляд. И хотя грешно сравнивать приблудную собаку с человеком, в зеленых озерцах плескался очень похожий вопрос. Но если Корка безмолвно и робко просила о помощи, то Нери нужно было узнать лишь одно.
«Ты же не такой, как другие? Ты все-таки не такой? Ты не можешь быть таким же, я хочу в это верить, но… Только ты можешь дать ответ. Да или нет? Да или…»
Откуда я знаю? Может, все намного хуже. Может, мне стоило бы даже быть чуточку больше похожим на остальных, иначе почему все вечно смотрят на меня с подозрением? Чувствуют подвох, вот почему. Чуют не хуже собак, что во мне есть какой-то изъян. Непонятный. Опасный. Трещина, которую никак и ничем не заделать и которая становится только глубже с каждым прожитым днем.
Что хорошего в том, чтобы быть «не таким»? Лисичка не сумеет объяснить, можно даже не спрашивать. Но будет искать что-то в моем взгляде, пока не найдет. Или пока я не произнесу те единственно верные слова, способные стать хотя бы подобием ответа.