Горный удел
Шрифт:
– За что они нас так?
– спросил Стас, когда немного пришел в себя.
– Это же твой город!
– Что-то здесь творится нехорошее, - вздохнул Олаф.
– Это были самки, я не разглядел спросонок. Запомни, Стас, никогда не приближайся к самкам смертоносцев. Ужасные создания, нервные, и все время им кажется, что кто-нибудь посягнет на потомство. Видел, на них сидели паучата?
– Нет, - признался островитянин.
– Я старался на них не глядеть.
– Напрасно, нам жить со смертоносцами, привыкай. Самкам позволено все, это самое главное правило
Наперерез упряжке бежал смертоносец, узнавший Олафа. Неслышно для Стаса они быстро пообщались, и сотник узнал, что Повелитель приказал покинуть Чивья.
"Мы уходим за горы," - пояснил паук.
– "В великий поход. Так сказал Повелитель, таков закон..."
Он выглядел совсем неуверенно, этот восьмилапый. Согласно древней традиции, даже в случае смертельной опасности горожане гибнут вместе с городом, а не покидают его. Поступок Смертоносца Повелителя удивил и насторожил всех. Не имея сил даже в мыслях подвергнуть сомнению его мудрость, восьмилапые и двуногие жители жестоко страдали.
"Он уже знает, что ты жив, и выразил радость. Повелитель ждет тебя среди воинов, он уже покинул дворец и находится на северной окраине Чивья."
Не так представлял себе сотник возвращение домой. Понурившись, он погнал упряжку в указанном направлении. Спустя короткое время Повелитель уже знал все, что произошло с Олафом. Барука старый смертоносец приказал оставить при себе, но особенно обрадовался тому, что Ужжутак пал. Сотник научился определять эмоции восьмилапых по особому оттенку их мыслей, но не взялся бы объяснить, как именно.
"Ты успел повидать Чивья в тот момент, когда мы его покидаем, сотник. Возможно, навсегда. Я знаю, что многие осуждают меня, предпочитая умереть, сохранив достоинство. Надеюсь, ты мудрее них и понимаешь, как важно то, что я делаю?"
– Ты видишь, Повелитель, что я согласен с тобой... Но может быть, этот человек подскажет нам, как вести войну?
"Об этом пока никому не говори. Я не хочу обнадеживать тех, кому возможно придется умереть раньше, чем зайдет солнце. Сядь на любого смертоносца и поезжай в Хаж. Возможно, там идет война, возможно, весть о падении Ужжутака откроет нам дорогу в горы. Спеши, мы все идем за тобой с нашим потомством. Путь должен стать безопасен."
Глава шестнадцатая
1
Четыре дня ждали в Хаже появления Повелителя Чивья вместе со всем его народом. Караван должен был быть огромным и медленным, урон, который нанесут ему стрекозы - невосполнимым. По ночам гонцы-смертоносцы пробегали по ущелью и выбегали в степь, где стрекозы пока не появлялись. Они докладывали Повелителю о том, как каждый день появляется летучий народ над дворцом, как гибнут те, кто пытается противостоять
Утешительная новость пока была только одна: стрекозы все же боялись холода и не могли преодолеть горные перевалы. Люди, которых Иржа вывел было из поселков, вернулись обратно и теперь дежурили на всех скалах, готовые отгонять стрелами врагов, не дать им принести в снега своих двуногих, теплокровных воинов.
Появление однажды на рассвете Олафа, который прибыл от Повелителя в сопровождении Стаса и личной охраны из десятка смертоносцев и лучников произвело на горцев сильное впечатление. Сотник долго говорил с Иржей, и паук, многократно изучив специально открытые воспоминания человека, уверился в падении Ужжутака.
От этой новости Око Повелителя и загрустил, и возликовал. Нет больше предательства, никто даже в мыслях не сможет бросить Ирже такое оскорбление. Теперь есть лишь королевство Хаж, исчез Горный Удел. Смертоносец торжественно сообщил об этом принцессе, которая, впрочем, выслушала его не выходя из чулана Чалвена - во дворце, битком набитом воинами, просто не было для нее места.
– Мне жаль, Иржа, - принцесса погладила смертоносца по ноге.
– Я опечалена. Я скорблю.
"Я скорблю," - повторил паук.
– "Но еще я присягаю тебе. Твой медальон хранит отныне Большой Ярлык, такова традиция. Если ты прикажешь мне сражаться, я буду сражаться. Если ты прикажешь мне умереть, я умру. Ты - королева."
– Иржа, не пугай меня, - попросила Тулпан.
– Творится такое, что я даже из чулана выходить боюсь, а ты мне присягаешь! Не желаю командовать. Лучше стань Повелителем, объяви Хаж городом.
"Такой традиции нет, Хаж не принадлежит степи," - смертоносцу не понравилось, что его присягу отвергли.
– "Я твой слуга."
– Но все равно сейчас мы здесь не хозяева. Чивийцы куда сильнее.
"Мы хозяева," - упорствовал смертоносец.
– "Чивийцы - гости. Прикажи, и я буду сражаться."
– Пока ничего не приказываю, - вздохнула Тулпан.
– Или нет, приказываю все делать, как прежде.
"Да, королева."
Напряжение нарастало. Вот-вот народ Чивья войдет в горы, окажется в поле зрения стрекоз. Олаф тоже старался что-нибудь изобрести, но не мог даже допросить Барука, которого Повелитель оставил при себе. От тоски он целый день вдвоем с Люсьеном просидел у крохотного дворцового окна и подстрелил-таки одну летучку.
– Мне кажется, - сказал он стражнику, - что самое слабое место у них - крылья.
– Я тоже так думаю, - согласился Люсьен, вспомнив свой бой со стрекозой.
– Только стрелой в них попасть трудно, а если и попадешь, то чаще острие скользит по хитину.
– Нужно что-нибудь другое, - почесал затылок Олаф.
– А этого "другого" у нас нет. Если сумеем перейти горы, спрятаться от них, то будет время подумать. Но сейчас...
– Может быть, твой Повелитель торопится?
– осторожно поинтересовался Люсьен.
– Может быть, ни к чему подвергать весь народ такой опасности?