Город Бездны
Шрифт:
– Ты был одним из них. Одним из момио, одним из «спящих».
Небесный кивнул, мгновенно принимая эту истину. На каком-то уровне он знал, что нормальной реакцией было бы недоверие, быть может, даже гнев, но ни того ни другого не чувствовал. Было только глубокое ощущение умиротворяющей правды.
– Сколько мне было лет?
– Тебе было несколько дней от роду, когда тебя заморозили. На борту находилось очень мало младенцев вроде тебя.
Он слушал, как отец – не его отец – продолжал рассказ. Лукреция Хаусманн, женщина, которую Небесный считал своей матерью, родила на борту корабля, но ее младенец, мальчик, умер через несколько часов. Опечаленный Тит скрывал правду от Лукреции, часами, затем днями пуская в ход всю свою изобретательность.
И тогда Тит решился. Он знал, что пожалеет об этом, едва успев осуществить свой план. Но к тому времени будет слишком поздно.
Он украл ребенка у «спящих». Оказалось, что дети не в пример взрослым лучше приспособлены к оживлению, – это как-то связано с отношением объема тела к площади его поверхности. Разморозить ребенка не составило серьезных проблем. Он выбрал самого младшего, чтобы ложь выглядела убедительной. Все остальное было не важно. Лукреция слишком долго не видела сына, чтобы обнаружить подмену.
Он положил мертвого ребенка на место, снова охладил капсулу и мысленно попросил у него прощения. К тому времени, как маленького покойника обнаружат, сам Тит давно будет мертв. Проснувшихся родителей также ожидает ужасное испытание, но они окажутся в новом мире, и у них будет достаточно времени на попытки зачать еще одного ребенка. Для них потеря сына окажется меньшим потрясением, чем для Лукреции. Наконец… если бы он не решился на это преступление, ситуация на корабле могла бы осложниться настолько, что сама миссия оказалась бы под угрозой. Такая вероятность, как ни крути, существовала. Значит, в это просто надо поверить – поверить, что совершенный Титом поступок послужит общему благу.
Преступление ради любви.
Конечно, Тит не смог бы осуществить задуманное в одиночку. Несколько его лучших друзей знали правду. Но эти люди оказались надежными, никто из них потом не заговаривал о случившемся. Все они уже мертвы.
А сейчас пора открыть тайну Небесному.
– Теперь ты понял, почему я так часто упоминал о твоей непохожести на других? – спросил Тит. – Ты действительно особенный. Единственный бессмертный среди нас. Именно по этой причине я вначале воспитывал тебя в изоляции. Именно по этой причине ты столько времени проводил один в детской. Прежде всего хотелось уберечь тебя от инфекций – ты более восприимчив к ним, чем другие дети, и эта восприимчивость остается высокой и ныне, хотя ты и вырос. Но главная причина в том, что мне хотелось изучить ход твоего развития. У тех, кто прошел терапию, развитие замедляется, Небесный. И чем дальше, тем сильнее. Сейчас тебе двадцать, но тебя можно принять за пятнадцатилетнего подростка, разве что слишком высокого. Когда тебе исполнится тридцать или сорок, люди будут говорить, что ты выглядишь очень молодо. Правду никто не узнает – во всяком случае, пока ты не станешь старше… гораздо старше.
– Значит… я бессмертный?
– Да. И это меняет многое, если не все, согласись.
И Небесному Хаусманну пришлось согласиться.
Позже, когда отец снова провалился в бездну забытья – неизбежного предвестника смерти, – Небесный отправился к диверсанту. Пленный химерик лежал на такой же точно постели, как и отец Хаусманна, его тоже окружали роботы, но этим сходство и ограничивалось. Аппаратура только осуществляла наблюдение – он был достаточно силен, чтобы обходиться без помощи… даже слишком силен. Трудно было поверить, что из него извлекли целый магазин пуль. На кровати пленника удерживали оковы из прочного пластика: широкий обруч стягивал его грудь, два обруча поменьше – предплечья. Это позволяло
Фракционеры, внедрившие на корабль агента, явно страдали недостатком фантазии. Они сделали ставку на механические разрушения, тогда как вирус, невидимый и легко передающийся, мог оказаться куда более эффективным оружием. Правда, без живого экипажа «спящие» вряд ли долетят до Пункта Назначения.
Однако у химерика могут быть другие способы выполнить задание.
Как это странно – вдруг узнать, что ты бессмертен. Небесный не собирался заниматься самокопанием. Бессмертие не делает его неуязвимым, но осторожность и предусмотрительность помогут снизить риск до минимума.
Он отступил от койки. На вид диверсант безоружен, но полной уверенности нет и быть не может. Пусть мониторы показывают, что он находится в забытьи не менее глубоком, чем отец Хаусманна. Лучше не рисковать. Эти существа созданы для обмана. Они способны проделывать любые трюки с сердечным ритмом и нейронной активностью. Одной свободной руки достаточно, чтобы схватить Небесного за горло и задушить… или подтянуть его к себе и перегрызть горло.
Небесный заметил на стене медицинский набор. Он распахнул ящичек, изучил аккуратно разложенные препараты, затем извлек скальпель. Голубоватая стерильная сталь сверкнула в приглушенном свете изолятора. Покрутив ее перед глазами, Хаусманн с восхищением проследил, как исчезает лезвие при повороте кромкой вверх.
Чудесное оружие. Можно сказать, воплощение совершенства.
Сжав скальпель в руке, он шагнул к диверсанту.
Глава 16
– Он приходит в себя, – произнес голос.
Мои мысли кристаллизовались, и я переключился в сознательный режим.
Вот одно из правил, которые солдат усваивает очень быстро, по крайней мере на Окраине Неба: не каждый, кто в тебя стреляет, непременно хочет убить. Во всяком случае, в тот момент, когда стреляет. Причин может быть тысяча. Взять хотя бы простой захват в плен. Из пленного можно выкачать полезные воспоминания, не прибегая к жестоким пыткам, – для этого требуется лишь технология траления памяти, которую ультранавты могут предоставить за определенную сумму. В общем, добыть тактические или оперативные сведения, что наверняка сидят в мозгу у любого мало-мальски стоящего бойца.
Но со мной такого не случалось никогда. В меня стреляли и попадали, однако при этом никто не рассчитывал, что я проживу даже тот короткий отрезок времени, за который можно что-то выкачать из моей головы. Мне посчастливилось ни разу не попасть в плен, и я никогда не имел сомнительного удовольствия очнуться в недружественных руках.
Похоже, теперь я узнаю, каково это в ощущениях.
– Господин Мирабель, вы слышите меня?
Что-то мягкое и холодное скользнуло по лицу. Я открыл глаза и тут же сощурился: после неопределенного периода отключки свет показался нестерпимо ярким.
– Где я?
– В безопасном месте.
Кое-как оглядевшись, я обнаружил, что полулежу в кресле, которое стоит на возвышении у стены. Пол длинной комнаты был наклонным, а стены отделаны рифленым металлом. Ощущение такое, будто я спускаюсь на эскалаторе по слегка изогнутому тоннелю. В стенах имелись овальные окна, но я мог разглядеть лишь темноту, расцвеченную длинными перепутанными цепями светящихся гирлянд. Все ясно: я нахожусь высоко над поверхностью планеты… почти наверняка где-то в Пологе. Пол действительно походил на эскалатор – несколько очень широких и низких «ступеней» спускались метра на два-три. До дальнего конца было метров пятнадцать. Похоже, уклон образовался произвольно, после чего пол пришлось спешно переделать.