Город Бездны
Шрифт:
Хотелось поспорить, но внутренне я признавал его правоту. Как и Кагуэлла, Дитерлинг не мог покинуть Окраину Неба, не рискуя быть арестованным по обвинению в военных преступлениях. Оба занимали определенные места в базе данных этой планетной системы, за их головы была назначена солидная награда – невзирая на тот факт, что Кагуэлла мертв.
– Ладно, – согласился я. – Похоже, у тебя есть еще какой-то повод, чтобы остаться. Я вернусь в Дом Рептилий дня через три, не меньше. Думаю, там будет кому присмотреть за порядком.
– Уверен, что справишься с Рейвичем
Я пожал плечами:
– Всего один выстрел, Мигуэль.
– И этот выстрел будет сделан тобой. – У него явно полегчало на душе. – Ну вот и чудно. Сегодня же вечером махну в Дом Рептилий. И буду с интересом смотреть выпуски новостей.
– Постараюсь не разочаровать тебя. Пожелай мне удачи.
– Удачи. – Дитерлинг пожал мне руку. – Будь осторожен, Таннер. За твою голову награда не объявлена, но это не значит, что к тебе ни у кого не возникнет вопросов. Доверяю разработать план избавления от пистолета самостоятельно.
Я кивнул.
– Жалко его? Вижу-вижу. Не горюй, подарю такой же точно на день рождения.
Он долго смотрел на меня, словно собираясь что-то добавить, потом кивнул и пошел прочь от спирали, покинул площадку. В тенистом вестибюле, не сбавляя шага, он начал менять окраску плаща. Дитерлинг удалялся, и его широкоплечую фигуру окружал мерцающий нимб.
Я отвернулся и стал ждать лифта. И, незаметно сунув руку в карман, ощутил холодок и алмазную твердость пистолета.
Глава 3
– Сэр, ужин будет подан на нижней палубе через пятнадцать минут. Если желаете присоединиться к пассажирам…
Голос заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Я не слышал шагов по лестнице и полагал, что на смотровой палубе нахожусь совершенно один. Пассажиры разошлись по своим каютам сразу после посадки – путешествие было слишком коротким, чтобы стоило распаковывать багаж… а я поднялся наверх понаблюдать за отправлением. Конечно, мне предоставили каюту, но распаковывать было нечего.
Подъем начался с нереальной плавностью. Вначале казалось, что мы вообще не двигаемся. Ни звука, ни вибрации – только жутковатое ровное скольжение, еле заметный, но постоянный набор скорости. Я посмотрел вниз, пытаясь разглядеть сектантов, но угол подъема позволял заметить лишь несколько случайных фигур – хотя прямо под нами должна была находиться масса народу. Мы как раз проходили через лепестковый люк в потолке.
Я обернулся. Голос, который меня напугал, принадлежал не человеку, а роботу-слуге. У него были телескопические руки и нарочито безликая голова. Туловище сходилось на конус, образуя осиную талию, но ниже – ни ног, ни колес. Он двигался по прикрепленному к потолку рельсу, с которым был соединен торчащим из спины металлическим прутком.
– Сэр, – начал он снова, на этот раз на языке норт, – ужин будет подан…
– Ничего не нужно. Я понял тебя с первого раза.
После короткого раздумья я решил, что риск будет меньше, если я присоединюсь к остальным аристократам. Мое уединение могут счесть подозрительным. А сев
– Прекрасно, сэр. Я закажу для вас место за столом.
Робот развернулся вокруг оси и тихо уехал.
А я вернулся к иллюминатору.
Зрелище, которое предстало моим глазам, оказалось совершенно неожиданным. Мы прошли через потолок вестибюля посадочной площадки, но терминал на этом не закончился, лифт теперь поднимался сквозь верхнюю часть здания. Именно здесь, как я понял, одержимость поклонников Небесного Хаусманна нашла свое наивысшее выражение. После того как его распяли, сектанты сохранили тело, забальзамировав и покрыв особым составом зеленовато-серого цвета, а затем поместили его на гигантском конусообразном выступе, который торчал из стены, почти касаясь спирали. Поэтому труп Хаусманна напоминал резную фигуру под бушпритом парусника-исполина.
Небесный был обнажен до пояса, руки широко разведены в стороны. Он висел на крестовидной конструкции из металлического сплава. Голени были связаны, в кисть правой руки (не в ладонь, – похоже, в программе вируса, вызывающего стигмат, была ошибка) вбит гвоздь, еще один металлический штырь пробил культю отсеченной по локоть левой руки. К счастью, эти подробности, равно как и страдание, навсегда застывшее на лице Хаусманна, не слишком бросались в глаза благодаря обработке, которой подвергли тело. Но хотя черты лица различить было невозможно, боль читалась в изгибе его шеи, в судорожно стиснутых челюстях, как бывает при казни электричеством. Лучше бы его убили током, подумалось мне. Это было бы милосерднее, какие бы преступления он ни совершил.
Впрочем, так было бы слишком просто. Ведь толпа казнила преступника, совершившего ужасные деяния, прославляла же она человека, подарившего ей весь мир. Распиная его, почитатели выражали свое обожание не менее горячо, чем свою ненависть.
Времена меняются, а люди остаются прежними.
Лифт прошел в считаных метрах от Небесного, и я невольно содрогнулся. Вдруг захотелось удалиться отсюда как можно быстрее. Безмерный космос словно превратился в эхокамеру, заполненную отголосками бесконечной боли.
У меня зачесалась ладонь. Зажмурившись, я тер ее о поручень, пока мы не оставили позади терминал, продолжая подниматься сквозь ночь.
– Еще вина, мистер Мирабель? – спросила похожая на лисицу аристократка, сидящая напротив меня.
– Нет. – Я вежливо промокнул губы салфеткой. – Если не возражаете, я удалюсь. Хочу полюбоваться видом, пока мы поднимаемся.
– Какая жалость, – разочарованно сказала женщина.
– О да, – подхватил ее муж. – Без ваших историй, Таннер, мы будем скучать.