Город богов
Шрифт:
— Да… Маг говорил, что он отравлен жертвенной кровью…
— Маг? — Атен взглянул на брата с долей удивления. Уверовав, что Шамаш — бог солнца, караванщики перестали называть Его наделенным даром. "Странно… После боя, победы властелина небес над Губителем Евсей должен был бы оставить все сомнения в Его божественной природе…"
— Да, ее брат, — тот качнул головой в сторону Лики.
— Ларс? — девушка встрепенулась, едва услышав это: — Он жив? С ним все в порядке?
— Да, — Евсей не видел смысла причинять боль душе девочки рассказами о ранах горожанина.
— Но
— Действительно, Евсей, — Атен бросил на брата хмурый взгляд. — Где все остальные? — более всего ему хотелось узнать, куда ушел Шамаш. Но он не мог спросить об этом, понимая, что боги не объясняют смертным своих поступков. Если Он решил уйти — что ж, на то Его воля. Караванщик был готов ждать возвращения сколь угодно долго, даже всю вечность, лишь бы знать, что ее конец вновь пересечет пути небожителя и каравана.
Караванщик вздохнул, прежде чем заговорить вновь.
— Мы нашли Ри и Сати. Не знаю, что Губитель сотворил с ними, но девочка… — вновь вздохнув, он качнул головой. — Она стала похожей на тень, которая мечтает не о вечном сне, а об истинной и бесповоротной смерти — погружении в пустоту…
— Ее родители… Им будет трудно смириться с таким приговором судьбы… Неужели ничего нельзя сделать?
— Не знаю. Мы упросили Шамаша провести ее через особый обряд испытания. Возможно, это даст ей новую судьбу… Но сейчас еще рано радоваться, ведь испытание — не спасение, а лишь путь, ведущий в неизвестность.
— У черты бездны надежда — все, о чем мы мечтаем… — проговорил Атен, которого события последних часов заставили почувствовать себя на миг служителем. В его разуме оставался лишь один вопрос: — Почему вы пришли сюда, вместо того, чтобы вернуться на площадь? — он понимал, что вряд ли его помощниками двигало простое любопытство. Скорее всего, тому была причина, и хозяин каравана должен был ее узнать.
— Шамаш назначил этот зал местом встречи, — произнес Евсей, еще раз оглядевшись вокруг. — Глаза ласкает красота, а душа чувствует себя попавшей в подземные пещеры госпожи Кигаль… Мда…Город действительно умирает…
— Но ведь он не умрет, правда? — лицо Лики было обращено к караванщикам. Они же молчали, задумчиво глядя на девушку, не зная, что сказать. Но это молчание было откровеннее всех слов.
В ее глазах зажглись слезы. Большими прозрачными каплями они срывались с ресниц, катились по щекам, оставляя за собой непройденные тропы, пути, на которые никому не будет суждено шагнуть…
Евсей качнул головой, бросил быстрый взгляд на горожан, которые, приблизившись к ним, замерли в нескольких шагах. Чужаки не смели вмешаться в разговор спутников бога солнца, но не пропускали ни единого слова из сказанного, словно в этих словах было их будущее — надежда и безнадежность.
— Не плачь, — к Лике подошла Мати, тронула за руку, — Шамаш что-нибудь придумает.
Глава 15
Бур и сам не понял, как переступил через черту. Он ждал, что решающему шагу будут предшествовать сомнения, страх, который заставит трепетать душу, хвататься из последних сил за остававшийся позади мир. А получилось — как-то случайно, просто в решающий миг юноша просто шагнул вослед за Ларсом, думая только о том, что не может бросить друга. И его охватила пустота.
Горожанин и сам не знал, как описать ее, ведь слово — это образ, а в том мире, в который он попал, не было ничего, словно он вошел в туман, столь густой, что не было видно ничего, даже поднесенной к самым глазам руки. И, все же, эта пустота не была полной, ведь в ней оставался он сам, его спутники, люди и небожители. И осознание этого успокаивало лучше всяких молитв.
Буру понадобилось некоторое время, чтобы немного прийти в себя, привыкая к чувству поразительной легкости, бесконечной свободы, когда более ничего не стесняло душу, не ограничивало ее полета.
— А здесь совсем не так страшно, как мне казалось, — проговорил он. — Наше мироздание куда ужаснее, чем это, ведь в пустоте нет ничего, что бы несло в себе угрозу… Ларс, а ты как считаешь? — но никто не ответил на его вопрос. Вокруг стояла тишина, не ведавшая даже эха. — Ларс! — чувствуя, как к сердцу начал подкрадываться страх, заставляя его биться быстро и нервно, постоянно сбиваясь с ритма, Бур вновь позвал друга, который оставался невидим за дымкой тумана, однако должен был быть где-то рядом, всего лишь в нескольких шагах. — Ларс! — он закрутил головой, но без толку, ибо со всех сторон было то же самое — густая молочно-белая дымка тумана.
"Не мог же он далеко уйти! Я догоню его!"
Бур бросился вперед. Сначала ему действительно казалось, что он бежит. Вот только куда? Верное ли направление избрала его душа? Может быть, стоит повернуть?
Он даже запыхался, впрочем, скорее от метания мысли, чем от движения тела. Прошло какое-то время, ничуть не изменившее царившую вокруг белую муть. И юноше пришло в голову… А что если он и не бежит никуда, просто топчется на месте? Но ведь в пустоте нет места. И нет направления.
"Цель! У меня есть цель! Я должен, просто обязан найти Ларса! И этих караванщиков. Мне необходимо им помочь!"
Он упрямо продолжал бежать, даже скорее лететь, ведь под его ногами не было никакой опоры, в ту сторону, которую избрала его душа, не думая о времени, о себе, беспокоясь лишь о том, что он может быть нужен им уже сейчас, и тогда он не успеет прийти на помощь.
А потом вдруг туманная дымка затрепетала, замерцала неведомым ей светом, и в мгновение ока спала тончайшим покрывалом, открывая оку смертного зал дворца.
Лишенный окон, он был мрачен, но не черен, полнясь тусклым сиреневатым свечением, исходившим от стен, которые были подобны водному потоку. Высоко над головой вставал черный купол, или, может быть, само ночное небо, с которого тучи-невидимки стерли следы звезд. Под ногами была твердь — гладкая, словно вырезанная из цельного камня, ровно отшлифованная, стирая малейшие выступы и углубления и жесткая, непривычно твердая после полета в бездне.