Город Цветов
Шрифт:
Гаэтано встретился с Лучано, держа две шпаги в руках. Вчера они немного потренировались в монастыре Сульена, отрабатывая выпад, но настоящая тренировка должна была начаться сейчас. Они направились к соседней площади, где было много места для упражнений. Площадь получила свое название от церкви Благовещения, которая вместе с крытой галереей с портиком занимала одну из сторон площади. Сама площадь была достаточно просторной для поединков на шпагах, если держаться территории между двумя искусно построенными фонтанами, и вскоре там собралась
— Не обращай на них внимания, — сказал Гаэтано, упорно ведя Лучано назад к одному из фонтанов.— Пока на тебя не нападают, всегда что-то будет отвлекать твое внимание. Когда же нападут на тебя, это будет без любезностей и соблюдения правил приличия.
— А я не о них беспокоюсь, — тяжело дыша, ответил Лучано, который не ожидал, что бой на шпагах требует таких знаний. — Дело в тебе. Ты слишком хороший фехтовальщик. Может быть, сделаем передышку?
Гаэтано вложил оружие в ножны.
— Ладно,— согласился он.— Пять минут.
Они сели на край фонтана и обмакнули в воду носовые платки. Небольшая толпа разошлась.
— Я действительно хороший фехтовальщик, произнес Гаэтано без тени хвастовства. — Но мой отец тоже хороший фехтовальщик. И все вооруженный люди, с которыми ты можешь столкнуться, тоже. Дворян в Талии обучают фехтованию с очень юного возраста — вспомни о Фалко, — и наемные убийцы сражаются так, будто научились этому, как только их отняли от материнской груди.
— Тогда мне нечего тешить себя надеждой; не так лиц — Лучано ополоснул лицо холодной водой. — Что бы мне ни предстояло, это случится примерно через несколько недель. Даже если мы будем упражняться каждый день, мне никогда за тобой не угнаться.
— Все, что мы сейчас пытаемся сделать, — терпеливо объяснил Гаэтано, — это научить тебя защищаться. Если на тебя нападут и ты почувствуешь, как льется твоя горячая кровь, возможно, твое мужество вместе с приемами, которым ты обучился, спасут тебе жизнь.
— Адреналин, — проворчал Лучано.
— Но это не значит, что тебе надо терять голову, — предупреждающе добавил Гаэтано. — Если ты потеряешь контроль над собой, тебя обязательно убьют.
— А если я сам захочу на кого-то напасть?
— На моего отца — спросил Гаэтано, — Я тебе этого не советую. Во всяком-случае, не со шпагой.
— Но что еще я могу сделать? Подсыпать яду? Я видел, что у него есть дегустаторы, и к тому же это выглядит трусостью по сравнению с поединком лицом к лицу.
— Ты действительно зря ждешь, что я дам тебе совет, как убить моего собственного отца. Что бы он ни делал или собирался сделать. Не лучше ли поговорить с Арианной и выяснить, что она думает об этом браке.
— Герцог еще не делал ей никакого предложения, — заметил Лучано. — Но она появится здесь через день или два, и, я надеюсь, Родольфо расскажет ей, что собирается делать твой отец, как только она приедет. Однако это нелегко. Она ничего не говорила мне все то время, пока ты за ней ухаживал. По-моему, для Арианны предложение брака с членом семейства ди Кимичи — не объяснение в любви, а политическая сделка.
— Думаю, для моего отца это тоже, наверное, политическая сделка, — мрачно проговорил Гаэтано. — Не знаю, смог бы он отличить Арианну от своих племянниц, если бы ее не представили ему как Duchessa из Беллеццы.
Грязный оборванец с еще более грязной собакой на поводке наблюдал за двумя молодыми дворянами, пока они разговаривали. Он увидел, как они фехтовали, когда шел через площадь от своего жилья к Пьяцца делла Каттедрале. Потом он узнал одного из них — некрасивого князя ди Кимичи, и это возбудило его любопытство.
Сандро хорошо знал площадь Благовещения, Его привлекала не церковь, а огромный сиротский приют по другую сторону площади. У Оспедале делла Мизерикордия такие же портики, как и у церкви, но в одном из них было знаменитое Руота дельи Инноченти, так называемое Колесо невинных, и именно оно занимало внимание Сандро.
В широкое окно было вставлено металлическое колесо с рукояткой для управления им. Отчаявшиеся матери, которые не могли прокормить столько голодных ртов или у которых не было мужей, приходили сюда, обычно ночью, клали своих детей на колесо и крутили его рукояткой до тех пор, пока их трогательные свертки не исчезали в Оспедале. В конце концов крики младенца будили дежурившую ночью монахиню, и ребенка принимали в приют.
Время от времени кому-то из них везло: приходила богатая женщина, у которой не было собственных детей, и выбирала себе здорового улыбчивого младенца, обычно мальчика, она забирала его туда, где его ждала беспечная жизнь. В приюте, где воспитывался Сандро, этого не случалось. Такие женщины всегда сначала шли к сестрам Мизерикордии. Он часто задумывался над тем, почему мать оставила его в крытой галерее Пьяцца делла Каттедрале, а не на Колесе невинных другого приюта — ведь приютов в городе было только два. Не говорила ли она, что не хочет, чтобы другая мать его усыновила?
Такие мысли заставляли Сандро неделями обходить стороной площадь Благовещения, но потом его все-таки тянуло туда, как язык к больному зубу. Сегодня он немного задержался, чтобы посмотреть, начнут ли князь и его друг снова фехтовать, а потом передумал ждать и отправился назад, к новому дворцу Нуччи.
Скаю удалось найти возможность встретиться с Николасом и Джорджией до того, как они и Элис сели на поезд в Девон.
Николас принес пару шпаг.
— Привези их, ты ведь едешь на машине, — сказал Николас. — И мы будем пользоваться ими, когда сможем встретиться. У Элис огромный дом.
— Вряд ли она будет в восторге, если я неожиданно появлюсь там, а потом проведу все время, занимаясь с тобой фехтованием, — заметил Скай. Но положил все-таки шпаги под кровать.
— Ты выяснил что-нибудь новое о талисманах? — спросила Джорджия. — Лучано и Родольфо что-то придумали? Я имею в виду их попытки сделать так, чтобы талисманы можно было использовать и для перехода в другие города.