Город драконов
Шрифт:
Разврат, откровенно говоря, впечатлял.
Если в приличном обществе девушку выводили в свет в шестнадцать-семнадцать лет, а брак никогда не заключался ранее восемнадцати, то в жизни несчастных из домов терпимости столкновение с взрослой частью отношений происходило гораздо раньше. Их фактически выставляли на торги в двенадцать-тринадцать. Те, кого не приобретали в постоянные содержанки, расплачивались с хозяйками борделей невинностью, она ценилась превыше всего, а в дальнейшем отрабатывали, получая всего двадцать процентов от прямого дохода с клиентов.
Все эти детали всплывали то мазками основной картины, то неброскими, словно линия, проведенная грифелем карандаша, когда информация была записана со слов свидетелей, то жирными пятнами черной масляной краски, когда попадались печальные исповеди тех, кто не смирился с насилием и поднимал руку на насильника, хозяйку борделя, торговцев детьми. Поднимал руку и заносил орудие убийства… Да, это была какая-то страшная бесконечная война, где на сотню безропотных жертв приходилась хотя бы одна, не готовая мириться с чудовищной участью.
Я искала именно такую.
Ту, кто стал жертвой возможно еще при рождении, а быть может, и лишился дитя. Ржавого дракона, девушку, которая хотела отомстить. Именно отомстить, в этом я даже не сомневалась, ведь будь ее целью просто убийство, она бы не использовала «Geh'ennam».
— Как вы, моя дорогая? — миссис Макстон пришла с новой чашкой чая для меня.
Оторвавшись от очередной исповеди «жестокой беспринципной и потерявшей человеческий облик убийцы», я посмотрела на экономку и тихо призналась:
— Чем больше я узнаю обо всем этом, тем меньше мне хочется знать.
— Тогда, быть может, вам стоит остановиться, мисс Ваерти? — спросила миссис Макстон, устраиваясь на кресле рядом.
— Возможно, — согласилась я. Взяла чашку с чаем, посмотрела в окно, за которым опять бушевала метель, и тихо добавила: — Но где-то там бродит девушка, очень сильный Ржавый дракон, которую продали при рождении, вероятно, отдали в бордель, жестоко насиловали, а после… после она вернулась и будет мстить, но… если я и могу винить ее за это, то лишь отчасти.
— Я не знаю, чем утешить вас, моя дорогая, — призналась миссис Макстон.
— О, миссис Макстон, прочитав все это, — я указала на кипу дел и писем, — я отчетливо осознаю, что являюсь последней, кого стоит утешать в принципе.
И мы на некоторое время погрузились в молчание, я, задумчиво глядящая в окно, и моя экономка, обеспокоенно смотревшая на меня.
Несколько секунд я не знала, как заговорить о том, что требовало обсуждения, и, наконец, сказала:
— Миссис Макстон, если каким-то неведомым образом герцог Карио Энсан окажется на пороге нашего дома, подайте мне чай с вербеной.
Экономка побледнела, но, выдержав удар с достоинством, лишь спросила:
— Мисс Ваерти, вы полагаете… это неизбежно?
Обняв чашку озябшими ладонями, я посмотрела в снежную ночь и тихо ответила:
— Я полагаю, что это ожидаемо.
Мы
— Мисс Ваерти, за эти дни мы несколько раз видели лорда Арнела, подъезжавшего к воротам нашего дома, а затем… мчавшегося прочь, стегая коня.
Я улыбнулась.
— У вас очень многозначительная улыбка, — заметила миссис Макстон.
— У нее есть основания, — улыбнулась чуть шире.
Миссис Макстон некоторое время выжидательно смотрела на меня, но, не дождавшись подробностей, сказала:
— Я надеюсь, он испытывает весь тот спектр чувств и ощущений, которым наградил вас.
— О, я не настолько жестока, миссис Макстон. — Посмотрела на нее, улыбнулась и добавила: — Но почти.
Стук в двери раздался неожиданно, я понятия не имела, кто мог решиться прийти ко мне в столь поздний час, а потому мы с миссис Макстон с одинаковым интересом взглянули на вошедшего с докладом мистера Уоллана.
— Мистер Толлок, архивариус мэрии Вестернадана, настаивает на немедленной личной встрече, но при этом… он крайне странно себя ведет, мисс Ваерти.
— Он пьян? — встревожилась миссис Макстон.
— Скорее напуган, — ответствовал дворецкий.
И они оба посмотрели на меня.
Придерживая юбки, я соскользнула с подоконника и попросила:
— Пусть чай подаст мистер Оннер.
Да, это, конечно, несколько странно и едва ли вписывается в рамки традиций гостеприимства, но бывший пират это все-таки сила, а с чем пришел мистер Толлок, мы не знали.
Господин архивариус ожидал меня в гостиной, безжалостно сминая свою шляпу, которой явно досталось в этот ненастный вечер, и встретив меня воспаленным взглядом бесконечно виноватых глаз.
Едва я вошла, он поднялся, затем обессиленно рухнул на диван и хрипло уведомил:
— Мисс Ваерти, я отравлен.
— Illiumena! — произнесла я, усиливая освещение в гостиной и осознавая, что отравлен мистер Толлок был вовсе не чувством вины или иными негативными эмоциями. Его действительно отравили. И сейчас передо мной был человек на грани жизни и смерти, хуже того — я едва ли могла понять, за счет каких внутренних ресурсов он еще держится и способен разговаривать.
Но он был способен, более того, желал выговориться.
— Простите, обойдусь без предисловий, — начал он, откашлявшись, и на его платке осталась кровь, когда он сжал его, отняв от губ, — это драконица. Не знаю, чистокровная или нет, она не снимала шляпку, она же не вы, с чего ей проявлять вежливость к тем, кто ниже по положению…
Мистер Толлок откашлялся вновь, и на этот раз кровь потекла уже по пальцам. Он нервно вытер их и продолжил, глядя не на меня, а куда-то перед собой:
— Я полагал, что помогаю, — он сокрушенно покачал головой, — полагал, что даю им возможность новой жизни, понимаете, в Вестернадане все сложно, все очень сложно, мисс Ваерти, я думал, этим детям дают новую жизнь… Я не знал! Я не мог даже подумать…