Город Эйч
Шрифт:
– Видела. – просто ответила девушка и Рони вдруг поверил. Действительно видела. Вот этими самыми глазами.
– И... и как он? – в горле у Рони вдруг пересохло и он судорожно сглотнул – ну, то есть...
– Нормально. Почти пришел в себя.
– А...
– Ты пойми, это не первая битва, это уже в который раз, но всегда побеждали мы, всегда-всегда. – говорила девушка, смотря ему прямо в глаза – нам никак нельзя сейчас проиграть, Рони, весь этот мир, все что есть сейчас, это все может в одночасье пропасть, ты же не хочешь этого, верно?
– Ну...
– Думай скорей, идиот!
– Аа, Санта-Мария, матерь божья! – сказал Рони, вспрыгивая в седло – Держись крепче!
–
И ровно в одиннадцать пятьдесят восемь мотороллер влетел на территорию заброшенного склада, что по Портовой семьдесят два. Девушка соскочила на землю и выпрямилась, приветствуя фигуру, идущую к ним из глубины склада.
– Я успела. – сказала она.
– Я вижу. – ответил ей голос.
– Спасибо, за то, что подвез, Рони... но мне нужно заняться кое-какими делами... – сказала она, скидывая куртку и поднимая над головой длинное узкое лезвие.
– Подожди нас снаружи. – и над ее противником также взвилась в воздух стальная лента клинка. Рони пулей вылетел из помещения и уселся снаружи. Двери с грохотом захлопнулись и стало тихо. Прошло почти полчаса и он уже начал жалеть, что не вытащил из багажника мотороллера посылку старушке Моб (как раз успел бы донести!), с другой стороны, если сейчас Зло победит, то все пойдет прахом и можно будет не нести посылку все равно, поэтому он мог позволить себе сидеть тут, раскинув ноги в стороны.
Потом двери раскрылись и оттуда вышла девушка. Лезвия у нее больше не было. Она села рядом с Рони и попросила закурить. Рони дал ей свои "Лаки Страйк" и она откинулась назад и выпустила дым вверх.
– У тебя кровь идет. – сказал Рони.
– Пустяки. – ответила та, затягиваясь.
– Ну, что? – спросил Рони через некоторое время – мы победили?
– Ага. – кивнула девушка – еще как победили. Я эту суку на десять тысяч маленьких... – она наклонилась вперед и ее вырвало.
– Эй, ну ладно. – Рони приобнял ее за плечи, чувствуя что она дрожит крупной дрожью – все теперь хорошо и наш мир останется таким, какой он есть. Ведь Добро победило...
– Что? – девушка отстранилась и посмотрела ему в глаза – Я же сказала – МЫ победили. И все останется как есть. Как и было все это время, Рони. МЫ всегда побеждали, Рони. С чего ты взял, что победило Добро?
– Но...
– Посмотри на этот мир, дурачок. Разве в мире, где победило Добро было бы столько боли? – девушка встала и улыбнулась ему сверху вниз.
– Но ты сказала, что если бы победило Добро, то этот мир исчез бы...
– Что такое милосердие? Пристрелить загнанную тварь, Рони... – в ее руке появилось узкое лезвие и красная полоса разверзлась перед Рони...
– Все-таки она сдохнет. – сказал старый Эмилио. Рони сидел рядом с ним, вытянув ноги и отдыхая. Минутка передышки. Можно поговорить со старым придурком о том и о сем.
– Вовсе нет. – лениво ответил ему Рони. Они смотрели на старую суку, лежащую под деревом. Ее правая передняя лапа была изломана под странным углом и почернела. Если хорошенько приглядеться, можно было увидеть белые личинки мух в ране. Сука лежала и монотонно скулила, вытягивая одну и ту же тоскливую ноту.
– Она не может вытянуть долго. – сказал Эмилио: – и тебе бы лучше заняться своим делом.
– Я и так занимаюсь своим делом. – ответил Рони, протягивая Эмилио конверт: – распишись.
– Что это? – спросил старик.
– Не знаю. – пожал плечами Рони: – я не читаю чужие письма.
– Это судебная повестка. – сказал Эмилио: – они снова хотят вызвать меня в суд.
– Распишись. Иначе я не вручу ее тебе.
– Ну и пусть. Плевал я на судебные повестки. Передай Карлосу, что он может поцеловать меня в жопу. Да, прямо в мою черную, немытую жопу. – с удовольствием повторил Эмилио, зажмуриваясь и потягивая дым из своей трубки. Рони вздохнул и спрятал конверт в сумку. Он уже устал говорить, что не знает никакого Карлоса. Этот конверт он носил старку Эмилио вот уже два года. За это время он протерся и засалился. Старик не принимал конверт, и Рони относил его обратно на почту.
– Наверное я ее пристрелю. – сказал Эмилио, посасывая трубку: – не дело смотреть, как тварь господня мучается.
– Не нам решать, жить ей или нет. – ответил ему Рони, вставая – лучше присмотри в доме дощечку, я ей лапу примотаю, да в ветеринарную клинику свожу.
– Ты думаешь? – прищурился старик Эмилио.
– Конечно, перец ты старый. Вот на тебя самого без слез не взглянешь, а пристрелить себя из милосердия ты не дашь. Что же ты за других решаешь, а?
– Что же... наверное ты прав. И жизнь у меня одно расстройство, и спина ноет, и Карлос со своими прихвостнями достал, но это моя жизнь и это моя боль. Пойду принесу тебе дощечку. – старик скрылся в доме, а когда появился, то помог Рони примотать ногу у собаки.
– Что, письмо так и не возьмешь? – спросил Рони, уже уезжая.
– Нет. Не дело традиции нарушать, сынок. Да и потом – если возьму, то ты уже завтра ко мне не приедешь, верно? – старик улыбнулся и помахал рукой на прощанье.
А дробовик с потертым прикладом так и остался в доме.
Крупная рыба
На окраине города, там, где стояли старые уродливые здания, давным-давно приговоренные мэрией к сносу, в одном из таких зданий жил-был Морж. Здесь было дно города и те, кого жизнь, тщательно прожевав между коренными все-таки выплевывала – они приволакивали свои несчастья и тела сюда. Здесь никто не спрашивал ни о чем, здесь все были равнодушны к бедам и горестям.
Они слетались как мухи на мед только в случае нечаянной радости – редкого зверя в трущобах. И их глаза горели, когда они смаковали подробности и ненавидели везунчика. Везунчика, как правило, находили потом где-нибудь в канаве, а то и он сам, не выдержав этих взглядов со всех сторон, вешался в дешевом гостиничном номере после ночи с одной из девочек Бэт.
Бэт только головой качала. "Не в коня корм" – говорила она, поводя широкими плечами, она говорила, что уж если бы ей выпало что-то подобное, то вот она бы ... и вообще удачу нужно ловить за хвост. В свое время она была, да, вы не поверите, кем она была. Танцевала на сцене лучших театров, и однажды к ней даже подошел тот самый режиссер и сделал предложение... – что за предложение, Бэт никогда не рассказывала. Она вдруг оглядывалась и видела тупые равнодушные лица окружающих ее людей, вздыхала и шла в свой номер, где выпивала почти полную бутылку абсента, после чего ее рвало всю ночь в заботливо подставленный девочками тазик. А на следующее утро она снова стояла за стойкой, оглядывая свои владения.