Город греха
Шрифт:
Айслер дважды отрицательно покачал низко опущенной головой. Мал добавил:
— Не в форме открытого заявления, а в виде пожелания.
— Все говорили об этом в гневе, но это были пустые слова.
— Это решит большое жюри. Уточним. Кто говорил и когда?
Айслер обтер лицо.
— Клэр говорила на собрании: «Цель оправдывает средства», а Рейнольде Лофтис говорил, что хотя он против насилия, но когда придется выступить против боссов, он первый возьмет в руки дубинку. Молодые мексиканцы говорили это множество раз, особенно во время эпопеи Сонной Лагуны. Морт Зифкин не раз заявлял
Мал стенографирует и думает о УАЕС и киностудиях.
— Что скажете об УАЕС? Как профсоюз связан с компартией и другими прокоммунистическими группами, к которым вы принадлежали?
— УАЕС создавался, когда я был за границей. Те три мексиканца устроились рабочими сцены и вербовали членов. То же делала Клэр де Хейвен. Ее отец был юрисконсультом акционеров, и она говорила, что намерена использовать это и… и…
У Мала в голове зашумело.
— И что?! Говорите! Айслер сжал кулаки.
— Говорите же! Использовать и что?
— Соблазнять! Она выросла в кинематографической среде, знала там многих, в том числе актеров, кому она нравилась, когда еще была девчонкой! Она соблазняла их, они становились основателями союза, и требовала, чтобы они за это вербовали новых членов! Она говорила, что это ее расплата за то, что ее не вызывали на допрос в Комиссию Конгресса!
Вот это улов!
Мал спрашивает нарочито-равнодушно, как это делает Дадли:
— Кого конкретно она соблазняла?
Айслер безотчетно вынимает из коробки и рвет бумажные салфетки.
— Не знаю, не знаю, честное слово, не знаю.
— Многих, пару-тройку, сколько всего?
— Не знаю я. Думаю, только некоторых влиятельных актеров и техников, которые могли бы помочь ее союзу.
— Кто еще помогал вербовать в союз? Майнир? Лофтис?
— Рейнольде тогда был в Европе, насчет Чаза — не знаю.
— Что обсуждалось на первых собраниях УАЕС? Разрабатывали там что-нибудь вроде устава или политической платформы?
Коробка из-под бумажных салфеток превратилась в груду рваного картона; Айслер смахнул ее с колен:
— Я никогда не присутствовал на их собраниях.
— Нам это известно, но нам нужно знать, кто помимо руководства там присутствовал и что там обсуждали.
— Не знаю я этого!
Мал зашел с другой стороны:
— Айслер, вы все еще увлечены Клэр? Выгораживаете ее? А вы знаете, что она выходит замуж за Лоф-тиса? Вам это все равно?
Айслер откинул голову назад и рассмеялся.
— Наша связь была короткой, а красавчик Лофтис, мне кажется, предпочитает молоденьких мальчиков.
— Чаз Майнир не молоденький мальчик.
— У них с Рейнольдсом это ненадолго.
— Чудесные у вас друзья, товарищ.
Смех Айслера стал глуше, гортаннее — так смеются немцы.
— Их я предпочитаю вам, оберштурмбанфюрер. Мал, взглянув на Дадли, сдержался. Тот подал ему знак: надо закругляться.
— Из уважения к вашему решению сотрудничать с нами мы оставим без внимания ваше последнее замечание. Можете считать наш разговор вашим первым интервью. Мы с коллегой просмотрим ваши ответы, сверим их с имеющимися у нас материалами и пришлем вам длинный список вопросов, детализирующих вашу деятельность в коммунистическом движении и деятельность
Айслер встал, шатаясь подошел к столу и отпер нижний ящик. Порылся в нем и вынул толстую тетрадь в кожаном переплете, вернулся с ней и положил на столик.
— Задавайте ваши вопросы и уходите.
Дадли сделал предостерегающий жест: спокойно.
— У нас сегодня еще одно интервью, — сказал Мал. — Надеюсь, вы и тут нам поможете.
Айслер забормотал заикаясь:
— Ч-что? С к-кем?
Дадли, шепотом:
— С Леонардом Хайменом Рольффом. Айслер выдавил из себя одно слово: «Нет!» Дадли посмотрел на Мала, тот положил левую руку на правый кулак: не бить.
— Да, — сказал Дадли, — и мы не потерпим никаких возражений, никакого спора. Давай-ка подумай и расскажи нам о каком-нибудь позорном и постыдном факте из биографии твоего друга Ленни, но чтобы об этом знали и другие. Тогда вина за разглашение этого факта ляжет на них. Информацию нам даешь ты, так что давай что-нибудь такое, что развяжет ему язык и избавит тебя от моего повторного визита, уже без моего коллеги, присутствие которого сильно меня сдерживает.
Натан Айслер побелел как мел. Он сидел окаменев, у него уже не было ни слез, ни удивления, ни возмущения. Мал подумал, что он кого-то ему напоминает, и, приглядевшись, вспомнил: так смотрели евреи в Бухенвальде, которые избежали газовой камеры только для того, чтобы очень скоро сойти в могилу от полного истощения. Воспоминание заставило его подняться и оглядеть книжные полки. Только научная литература. Он рассматривал ряд книг по марксистской политэкономии, когда снова послышался шепот Дадли:
— Думай о последствиях, товарищ. Твои щенки-полукровки пойдут в лагерь беженцев. Мистеру Рольффу тоже будет предоставлена возможность стать дружественным свидетелем, если же он заупрямится, ты окажешь ему услугу, сообщив нам сведения, которые убедят его дать нам информацию. Подумай о Мичико, которая будет вынуждена вернуться на родину, и обо всех соблазнительных предложениях, которые там ее ждут. Мал пытался обернуться, но не смог; он задержал взгляд на корешках томов «Капитал. Комментарии», «Теория Маркса о производстве и эксплуатации» и «Говорит пролетариат».
За спиной наступила тишина, только постукивание тяжелых пальцев по столику. Потом монотонный голос Натана Айслера:
— Молоденькие девочки. Проститутки. Ленни боится, жена узнает, что он к ним ходит.
— Маловато, — вздохнул Дадли. — Давай еще.
— Собирает порнографические открытки таких…
— Это мелочи, товарищ.
— Недоплачивает подоходный налог. Дадли громко расхохотался:
— То же делаю я, мой друг Малкольм, и так же поступал бы Спаситель Иисус Христос, вернись он на землю и поселись в Америке. Ты знаешь больше, чем говоришь, так что исправляй ситуацию, пока я не потерял терпение и не лишил тебя статуса дружественного свидетеля.