Город греха
Шрифт:
На висках Леонарда Рольффа пульсируют жилки.
— Да, — говорит он.
— Прекрасно, — констатирует Дадли. Мал пишет на новом листе: Л. Рольфф. 18.01.50. Допрашиваемый поправил очки.
— Мне придется давать показания на открытом заседании суда?
Мал говорит:
— Скорее всего, письменные показания под присягой. Начнем с…
Дадли впервые повышает голос:
— Позвольте, советник, я спрошу свидетеля. Не возражаете?
Мал тряхнул головой, повернул свой стул, сел верхом и пристроил блокнот на спинке
— Вам известно, почему мы здесь, потому сразу перейдем к делу, — сказал Дадли. — Коммунистическое влияние в киноиндустрии. Имена, даты, места и подстрекательские высказывания. Начнем с Рей-нольдса Лофтиса — я уверен, вы частенько его вспоминаете. Вы когда-нибудь слышали, чтобы он выступал за вооруженное свержение правительства Соединенных Штатов?
— Нет, но…
— Я жду ваших добровольных показаний. Не стесняйтесь. Есть у вас что-то интересное насчет Лофтиса?
Голос Рольффа стал взволнованным.
— Свои роли полицейских он играл так, чтобы они выглядели злодеями. Он говорил, что старается выставить в невыгодном свете американскую систему правосудия.
Молчание, потом:
— Если это показания для суда, он получит шанс рассказать обо мне и Саре?
Мал ответил уклончиво:
— Маловероятно, чтобы он выступил в роли свидетеля, а если он вдруг решит предоставить суду подобную информацию, судья и двух секунд не даст ему говорить об этом. Тут вам нечего опасаться.
— А за пределами суда…
— За пределами суда вы предоставлены сами себе. Полагайтесь на то, что подобные сплетни всегда выставляют рассказчика в невыгодном свете.
— Если Лофтис рассказал вам это, значит, он решил с вами сотрудничать. Зачем тогда вам порочащие его сведения?
Дадли нашелся и тут:
— Лофтис дал нам информацию о вас несколько месяцев назад, когда мы еще не собирались включать УАЕС в свое расследование. Откровенно говоря, последние события в области трудовых взаимоотношений делают УАЕС куда более важной целью. Вы и другие в этом вопросе малоперспективны и нас не беспокоите. Мал поднял голову и увидел, что Рольфф купился: его плечи расслабились, пальцы рук разжались. Но его следующий вопрос бьет точно в цель:
— Чем вы докажете, что не поступите со мной так же?
— Большое жюри официально приступило к работе, и в отношении вас как свидетеля гарантируется недопустимость судебного преследования, чего Лофтису мы никогда не обещали. Что говорит лейтенант Смит о проблемах на трудовой арене — правда. Сейчас удобный момент — надо ковать железо, пока горячо.
Рольфф внимательно смотрит на Мала.
— Вы признаете свою беспринципность столь откровенно, что это выглядит более чем правдоподобно.
Дадли хохотнул:
— Только в отличие от вас мы стараемся ради правого дела. Теперь относительно Рейнольдса Лоф-тиса. Он изображал американских полицейских как злодеев сознательно, так?
Мал снова записывает. Рольфф отвечает:
— Да.
— Можете
— Думаю, на каком-то собрании, на встрече.
— Ага! На партийном собрании, на встрече товарищей?
— Нет. Нет. Нет, я думаю, это было во время войны, на летнем пикнике.
— Присутствовали ли там и высказывались ли в подобном подрывном духе следующие лица: Клэр де Хейвен, Чаз Майнир, Морт Зифкин, Сэмми Бена-видес, Хуан Дуарте и Мондо Лопес?
— Думаю, Клэр и Морт там были, Сэмми, Хуан и Мондо в то время были заняты делами Комитета защиты Сонной Лагуны, так что их там не было.
— Стало быть, это было летом 43-го, во время , активной деятельности комитета? — спросил Мал.
— Да. По-моему, так.
— Подумай, товарищ, — сказал Дадли. — Майнир был партнером Лофтиса по любовным утехам. Был он там и выступал ли с бунтарскими речами?
Стенографируя, Мал сокращает цветистые фразы Дадли до кратких вопросов. Рольфф долго молчит, потом произносит:
— Единственное, что я помню об этой встрече, — это то, что она была последней с упомянутыми вами людьми. С Лофтисом я снова встретился и стал приятельствовать в Европе несколько лет назад. Припоминаю еще, что у Чаза с Рейнольдсом произошла размолвка и он Чаза с собой не приводил. После встречи я видел, как Рейнольде уезжал на своей машине с молодым человеком, у которого было забинтовано лицо. Помню также, что ряд моих друзей, занимавшихся политикой, включились в кампанию по защите обвиняемых в деле Сонной Лагуны и были крайне раздосадованы, когда я стал работать в Нью-Йорке и не смог принять в этом участие.
— Поговорим о Сонной Лагуне, — сказал Дадли. Мал подумал о своих выкладках для Лоу: ничего из этого дела не должно попасть на повестку дня большого жюри — оно выставляло прокоммунистические элементы в выгодном свете.
— Я думал, вы хотите, чтобы я рассказывал о Рейнольдсе, — говорит Рольфф.
— Небольшое отступление. Сонная Лагуна. Памятное событие, не так ли?
— Ребята, арестованные вашей полицией, были невиновны. В поддержку движения левых Южной Калифорнии активно выступили множество людей, далеких от политики, и добились их освобождения. Да, именно это и сделало Сонную Лагуну памятным событием.
— Это твоя интерпретация, товарищ. Я смотрю на это иначе, это и составляет суть борьбы.
Рольфф вздохнул.
— Что вы хотите знать?
— Расскажите о том, что помните из того времени..
— Во время суда, апелляции и их освобождения я был в Европе. Помню само убийство предыдущим летом — в 42-м, кажется. Помню расследование, которое вела полиция, арест ребят и то, как Клэр де Хейвен была возмущена и как она собирала в фонд средства. Помнится, у меня сложилось впечатление, что она старалась ради своих поклонников-латиносов. Это было одной из причин ее горячей заинтересованности в том деле.