Город грехов
Шрифт:
— Чееерт, да, ещё! — простонала она, когда от силы толчков начала ударяться о дерево за спиной, а пальцы на ягодицах впились в кожу, оставляя синяки. Огонь разрастался, и перед глазами мелькали цветные точки, кислород совершенно закончился, и Бекки в безумном порыве подавалась Гранту навстречу.
— Бекки… Моя… Моя девочка, да! — прорычал Зак ей в шею, на грани между небом и грешной землей. Обхватившая его так тесно, что контроль утерян окончательно. Темп все возрастал, доходя до беспорядочного и рваного. Впился в ее кожу, заглушая стон тем, что втянул в себя воздух — неприличный след обеспечен, след принадлежности ему. Пульсация
Тяжело дыша и дрожа, Ребекка упала головой на его грудь, слушая бешеный ритм сердцебиения. Как барабанная дробь. Блаженная улыбка расцветала на лице, и она оставила на Заккари легкий смазанный поцелуй, упиваясь этим моментом близости. Он отпустил ее ягодицы, чтобы поднять руки к плечам и запутаться пальцами в мягких кудрях.
Говорить не хотелось. Только чувствовать друг друга всем телом. Тишина клуба прерывалась шумными дыханиями, пытающимися вернуться в нормальный ритм. Бетти подняла голову и поймала взгляд Гранта: незамутненный, чистый, сияющий охрой у радужки. Дарящий всю нежность, на какую способен человек с кличкой «Аспид».
— Я больше никогда тебя не отпущу, моя девочка-радуга. Ни за что на свете, — твердо заверил он прежде, чем слиться с ней в поцелуе: мягком и легком, ярко контрастирующем с предыдущими. Крича без слов о всем, что внутри.
«И не надо» — подумалось Ребекке, когда она вновь обхватила его лицо руками.
16. Доверие
К хорошему привыкаешь быстро. Так и Заккари за последнее время жизни в доме матери смирился с солнечными лучами, бьющими в окно по утрам, с гремящим у входной двери бутылками ровно в десять молочником и с запахом свежесваренного кофе в турке на газовой плите. Грета почему-то еще не ушла, а на сковороде шипела яичница с беконом. Спускающегося по лестнице сына с заспанным лицом и спутанными торчащими волосами она встретила легкой улыбкой.
— Как спалось? Слышала, ты вернулся уже почти под утро. Все в порядке? — миссис Грант озабоченно нахмурила брови, заметив припухшую разбитую губу Зака. И вроде нельзя вмешиваться, но материнское сердце заныло тревогой.
— Мм, мало, — парень широко зевнул и закатал рукава своей клетчатой фланелевой рубашки. Единственный минус проживания здесь в том, что вынужден прикрывать плечи, а сегодня еще и перебинтованную грудь, дабы не ловить ее шок и сочувствие, — Пахнет ужасно вкусно, а почему ты не на работе?
— Там сегодня… генеральная уборка с утра пораньше, — Грета отвернулась к плите и начала раскладывать завтрак на две тарелки, закусив губу.
Зак вздохнул. Конечно, когда он вызвал ребят из Змей помочь с трупами, те должны были убрать все следы его «развлечения». Но, видимо, руки у них из задницы. Лучшая защита — нападение, и Грант, присев на скрипнувший деревянный стул, решился-таки спросить:
— Кстати говоря, где ты набираешь персонал? Вчера кое-кто из твоих механиков завязал небольшую потасовку…
— Это они тебя так? — вздохнув, Грета отставила тарелки и развернулась к сыну, — Не знаю, чего ты ждал. У меня очень сплоченная команда, и не думай, что пропажа двух сотрудников не была замечена. Я слышала вчерашние разговоры: ребята были напуганы
Но Зак и сам понимал, что мать далеко не дура. Сначала интерес к Бьюику и спискам сотрудников, потом просьба задержать двоих после закрытия, а затем их исчезновение… Тут и на голову больной инвалид сложил бы два и два. Он знал, что такое погружение в дела Змей постороннего не понравится отцу, но теперь было откровенно плевать. Зак избавился от этой удавки на шее. И после вчерашнего разговора по пути до дома Чейз вообще раздумывал над важным решением.
Ночь была удивительно теплой и звездной. Хлопнула металлическая дверь заднего входа в клуб, и Грант поднял так и оставшийся на земле револьвер. Сунул его за пояс брюк и прикрыл слишком большим чужим полосатым свитером — все, что нашлось в гримерке, но это лучше рваной окровавленной рубашки и пиджака.
— Ты так и не рассказал, что произошло, — несмело напомнила Бекки, поправляя свою кофту на плечиках. В обычном сером платье, с собранными в хвостик на голове волосами, она выглядела безумно милой и домашней. Еще более привлекательной, чем в испорченном концертном наряде. До замирающего сердца. Никаких больше отговорок. Никакого вранья.
— Что ж, если совсем кратко и без неприятных подробностей… После неудачного ужина я поехал разбираться с механиками. Выяснил, что они и убили того парня, которого сбросили в реку. А вот к остальным смертям не причастны, — пытаясь сохранять спокойный тон, Зак взял Бекки под руку, чтобы ощущать ее тепло, и они двинулись в темноту улицы.
— Наверное, мне лучше не спрашивать, как ты добился таких выводов и что с ними стало, — понурила голову Ребекка, усиленно рассматривая носки своих туфель, — Теперь понятно, почему ты решил, что их друзья пришли сегодня отомстить. Но как они узнали, что это был ты?
— Нетрудно догадаться, малышка. Это моя работа. Палач. Аспид.
Баритон звучал тихо и глухо. Зак до мурашек испугался, что сейчас до нее начнет доходить, с кем связалась. То, чего боялся с самой первой такой встречи на ночной улице, все-таки произойдет — в изумрудных глазах появится отвращение. Он этого не вынесет.
— Кстати, раз уж ты сегодня решил быть честным — откуда взялась твоя кличка? Она странная, — на удивление, Бекки не отодвинулась ни на миллиметр, продолжая идти с ним бок о бок. Наверное, все дело в том, что она приняла эту сторону его жизни очень давно. Еще когда впервые увидела Гранта в действии, в этом самом кабаке, усмиряющем толпу бандитов с пулеметом одним взглядом и звучанием имени. Эта сила была одной из составляющих его характера, закаленного годами. И Бекки любила даже такого Зака — ведь невозможно было разделять его личность на составляющие.
Он не хотел рассказывать. Именно поэтому ненавидел, когда кличка звучала вслух. Из-за воспоминаний. Его личный позор, который будет преследовать в каждом кошмаре до гробовой доски. Источник той тьмы в груди, от которой никогда уже не избавиться до конца.
— Если я расскажу — ты меня возненавидишь, — прикрыв глаза, прошептал он, и вдруг стук каблучков стих, а Бекки остановилась, мягко разворачивая его к себе. Ласковая улыбка и блеск ее глаз влили новую порцию решимости в густеющую от холодка кровь.