Город грешных желаний
Шрифт:
— Спасибо им за это, — отозвался Григорий. — Просто не повезло брату. Он-то надеялся, что запорожские казаки его выручат, по днепровским порогам поднимут на север, а уж оттуда он на Русь проберется. Но не тут-то было. Хохлы — народишко еще тот! Порадовались вместе с Прокопием, что избавился от неволи, накормили саломатою, напоили горилкою, спать уложили… а наутро проснулся он в чайке, связанный по рукам и ногам, и не успел глазом моргнуть, как братья славяне продали его первому попавшемуся татарину за мешок табаку… правда, говорили, табак отменный!
Аретино и «Барбарусса»
— Ну а что же было потом? Как он выбрался? — живо поинтересовался Аретино.
— Верно, господь за него заступился, не иначе, — пояснил Григорий. — Татарин почти тотчас продал Прокопия купцу, который из самого Багдада вел в Московию свой караван. У него в пути помер толмач, а Прокопий, сами знаете, горазд и по-турецки, и по-персидски, и по-арабски, не говоря уж о европейских языках. Батюшка нас обоих обучал, день и ночь твердил, что купец должен уметь говорить на всяком языке.
— Очень разумно, — пробормотал «Барбарусса», и как ни была напряжена Троянда, она не могла сдержать улыбки, вообразив, что бы сделалось с Луиджи, вздумай Григорий заговорить с ним по-турецки. Пока выручало присутствие Аретино: как бы из вежливости к хозяину дома, беседа велась на итальянском.
— Словом, купец этот полюбил Прокопия за ум и смекалку, ну а когда тот в Москве свел его с тамошними купцами, знакомцами батюшкиными, и помог товар выгодно пристроить, багдадец из благодарности отпустил его на волю и выкупа не взял. Тут мы с Прокопием собрали денежки и снарядились в путь, ежеминутно бога моля, чтобы отец дожил до нашего возвращения.
— Так вот, о предприятии, — не очень ловко свернул разговор в сторону от опасной темы Аретино. — Выгоднейшее дело! Великий Хайреддин предлагает вам ввозить в Россию черных рабов с африканских побережий!
Черных?! — переспросил Григорий с выражением величайшей брезгливости в голосе. — Нет уж, благодарю покорно! У нас и своих крепостных довольно; к тому ж это фрукт теплолюбивый, дохни на него наш русский морозец — и перемрет ваша Африка. Однако же, господа хорошие, не пора ли нам поговорить о деле, ради коего собрались?
— Пора, пора, — благодушно, в один голос, отозвались Аретино и «Барбарусса».
«Пора!» — приказала себе Троянда и ворвалась в комнату, восклицая:
— Пьетро! Пьетро! Джилья вернулась!
Немая сцена… Лица: Аретино — с вытаращенными, «Барбаруссы» с зажмуренными глазами; недоумевающий взгляд Васятки, огненный Григория. Встретившись с ним взором, Троянда забыла обо всем. Ноги против воли несли к нему… и он… что это значит, почему и он вдруг поднялся с кресла и медленно, как бы против воли, двинулся к ней? Еще миг, еще шаг — и…
Визг Аретино отрезвил их, отбросил друг от друга:
— Джилья?! О, гори она в аду! Где она? Троянда, где она сейчас?
— Пошла к себе посмотреть, целы ли ее платья, — с трудом вспомнила Троянда заготовленную ложь. — Но она хочет увидеть тебя как можно скорее. Ей сказали, что ты здесь.
Аретино и «Барбарусса» мгновенно переглянулись, Троянда поджала губы: ее разбирал какой-то судорожный смех. Да, если бы Джилья и впрямь ворвалась сюда, никакой тюрбан и рыжая борода не спасли бы Луиджи от разоблачения!
— Синьоры, — Аретино, с трудом совладав с собою, обернулся к гостям, недоуменно взиравшим на побледневшего хозяина и неустрашимого пирата, который выглядел напуганным, как ребенок, — синьоры, наши переговоры под угрозой срыва. Непредвиденные обстоятельства… я опасаюсь за участь моего высокочтимого друга Хайреддина, а потому прошу вас перейти в потайное помещение, где мы будем в полной безопасности. Следуйте за мной, синьоры!
Аретино стремительно, как флагманский корабль на простор волны, вырвался из кабинета. В кильватере влачился «Барбарусса», одной рукой придерживая свой необъятный тюрбан, другой — рыжий клок на подбородке. Ни всполошенный Пьетро, ни его лживый секретарь не обратили на Троянду ни малейшего внимания — впрочем, она предусмотрительно отступила в тень спасительных портьер (какое счастье, что Аретино питал слабость ко всяким драпировкам!) и вынырнула оттуда, лишь когда Григорий поравнялся с ней. Схватила за руку — ее даже затрясло от ощущения его жаркой кожи, но все же Троянда нашла в себе силы пробормотать:
— Это не Барбарусса! Борода…
Аретино обернулся, словно почуяв неладное, и Троянда едва успела отпрянуть. Григорий, приняв совершенно безразличный вид, прошел мимо, и только невообразимо быстрый взгляд означал, что он все слышал и все понял. Зато Васятка, замыкавший шествие и полускрытый широкими плечами Григория, не поленился наклониться и шепнуть… шепнуть по-русски:
— Спасибо, сестренка!
В глазах Троянды все поплыло от внезапных слез. Она поднесла к губам пальцы, еще хранившие ощущение живого, страстного тепла, исходящего от Григория, — и тут раздался его голос:
— Одну минутку, синьоры!
Аретино с «Барбаруссой», на всех парусах летевшие к тайнику, нетерпеливо обернулись.
— Ну, что еще? Нельзя медлить, поймите!
— Нельзя, — покладисто произнес Григорий. — Однако же и рисковать нашим делом не хочется. Предлагаю встретиться завтра: думаю, к этому времени вы уже уладите свои неприятности. Буду ждать вашего известия на корабле. Прощайте! — И, не дожидаясь ответа, он резко повернул к главному коридору, который вел к террасе. Васятка зашагал следом.
— Синьор Грегорио! — жалобно воззвал Аретино, словно ребенок, у которого отняли желанную игрушку. — Ради бога, синьор Грегорио!..
Он ткнул в бок окаменевшего «Барбаруссу», и тот тоже завыл:
— Погодите, синьоры, ради бога… то есть ради Аллаха!
Это имя произвело магическое действие: Григорий остановился так резко, что Васятка едва не налетел на него. Обернулся, окинул прищуренными глазами пятерку bravi, спешивших со всех сторон с угрожающими лицами, — и вдруг озабоченно, сочувственно воззрился на «Хайреддина»: