Город и город
Шрифт:
Вернувшись, я прошёл мимо стола Таскин.
— Борлу! Получили мой звонок?
— Госпожа Керуш, ваши усердные поиски моего общества становятся неубедительными.
— Я получила ваше сообщение и начала действовать. Нет, Борлу, пока не обязуйтесь умыкнуть меня с собой, вы непременно будете разочарованы. Возможно, вам придётся подождать некоторое время, чтобы поговорить с Комитетом.
— Как это сработает?
— Когда вы в последний раз этим занимались? Много лет назад? Слушайте, я уверена, вы думаете, что владеете самым зрелищным броском… Не смотрите на меня так, что у вас за вид спорта? Бокс? Знаю, вы думаете, они должны будут вызвать вас… — здесь голос
— Я думал…
— Когда-то так и было. Но они бросили то, что делали раньше. Сейчас ведь сложное время, а это больше касается нас, чем их. Ни одной группе представителей это не в жилу, но, честно говоря, на данный момент ваша проблема не в Уль-Коме. С тех пор, как люди Сьедра вступили в коалицию, вопя о национальной слабости, в правительстве боятся показать, что слишком охотно вызывают Брешь, поэтому спешить они не будут. Они получили общественные запросы о лагерях беженцев и ни в коем случае не откажутся как следует с ними проваландаться.
— Боже, вы шутите! Они всё ещё возятся с теми бедолагами?
Кто-то должен был довести это до конца и отправить беженцев или в один город, или в другой, но в таком случае без иммиграционного обучения им было бы почти невозможно не совершать брешей. Границы у нас на замке. Там, где отчаянные пришельцы тыкались в заштрихованные участки побережья, действовало неписаное соглашение, что они находятся в том городе, с чьим пограничным контролем столкнулись, и потому их первым делом заключали в прибрежные лагеря. Как же удручены были те, кто в погоне за уль-комской мечтой оседал в Бещеле!
— Выжимают из этого всё, что можно, — сказала Таскин. — Есть у них и другие занятия. Задницы лизать. Ни от деловых встреч не будут отказываться, ни ещё много от чего, как это было раньше.
— Блудят за доллар янки.
— Не порицайте. Если они заманят сюда доллар янки, меня это устроит. Но ради вас они спешить не станут, кто бы там ни умер. А что, кто-то умер?
Корви не потребовалось много времени, чтобы найти то, что я ей поручал. К исходу следующего дня она явилась ко мне в кабинет с папкой.
— Только что получила это по факсу из Уль-Комы, — сказала она. — Шла по следу. Совсем не трудно, когда знаешь, с чего начинать. Мы оказались правы.
Перед нами была она, наша жертва, — её досье, её фотография, наша посмертная маска, а потом вдруг захватывающие дух прижизненные снимки, монохромные и нечёткие после передачи по факсу изображения, на которых, однако, наша мёртвая женщина улыбалась, курила сигарету и что-то произносила, застыв с открытым ртом. Наши поспешные заметки, подробности о ней, с оценками, а теперь и другие, красными чернилами, не колеблемые никакими вопросительными знаками, факты; а под разными вымышленными именами значилось и настоящее.
Глава 6
— Махалия Джири.
Вокруг стола (старинного, стоит ли вообще спрашивать?) располагались сорок два человека и я. Сорок два человека сидели, положив перед собой папки. Я стоял. По углам помещения репортёры передавали на свои станции двухминутные сообщения. На столе видны были микрофоны, рядом сидели переводчики.
— Махалия Джири. Ей было двадцать четыре. Американка. Всё это моя помощница установила, констебль Корви собрала всю эту информацию, дамы и господа. Все эти сведения напечатаны в газетах, куда я их разослал.
Не все здесь это читали. Газеты у некоторых не были открыты.
— Американка? — переспросил кто-то.
Из двадцати одного бещельского представителя я узнавал не всех. Некоторых. Женщину средних лет, с тяжёлыми, полосатыми, как скунс, волосами, похожую на академика из научно-популярного фильма, Шуру Катринью, министра без портфеля, уважаемую, но миновавшую пору своего расцвета. Михеля Бурича от социал-демократов, официальной оппозиции, молодого, способного, достаточно честолюбивого, чтобы возглавлять более чем один комитет — под его началом были безопасность, торговля, искусство. Майора Йоржа Сьедра, лидера национального блока, самой правой группировки, в противоречивой коалиции с которой работал премьер-министр Гаярдищ, несмотря на репутацию Сьедра не только как хулигана, но и как малокомпетентного человека. Явида Ньисему, заместителя Гаярдища по делам культуры и председателя комитета. Другие лица были знакомы, и при усилии можно было припомнить ещё несколько имён. Из уль-комских же их коллег я не узнавал ни одного. Внешней политике я не уделял особого внимания.
Большинство улькоман просматривали подготовленные мной пакеты с документами. Трое были в наушниках, но многие владели бещельский достаточно свободно, чтобы, по крайней мере, понимать меня. Странно было не не-видеть этих людей в официальной уль-комской одежде — мужчин в рубашках без воротников и тёмных пиджаках без лацканов, нескольких женщин в спиральных полунакидках таких расцветок, которые в Бещеле сочли бы контрабандой. Но в то время я пребывал не в Бещеле.
Комитет по надзору собирается в гигантском барочном колизее с бетонными заплатами в центре Старого города Бещеля и Старого города Уль-Комы. Это одно из очень немногих мест, которые в обоих городах называются одинаково: Связующий зал. Потому что это, в строгом смысле слова, не штрихованное здание и не стаккато сплошного-альтернативного, когда один этаж или комната находится в Бещеле, а этаж или комната по соседству принадлежит Уль-Коме: снаружи оно расположено в обоих городах, а внутренне по большей части находится в обоих или ни в одном. Все мы — по двадцати одному депутату от каждого государства, их помощники и я — собрались у стыка, междоузлия, одной своего рода границы, построенной над другой.
У меня было ощущение, что там присутствует и нечто иное: причина этого собрания. Возможно, некоторые люди в комнате чувствовали себя под наблюдением.
Пока они возились со своими бумагами, то есть те из них, кто этим занимался, я ещё раз поблагодарил их за то, что согласились меня увидеть. Маленький политический реверанс. Эти заседания Комитета по надзору были регулярными, но мне пришлось прождать несколько дней, чтобы туда попасть. Несмотря на предостережение Таскин, я попытался созвать внеочередное заседание, чтобы как можно быстрее снять с себя ответственность за Махалию Джири (кому хотелось думать о том, что её убийца разгуливает на свободе? Имелась превосходная возможность разобраться с этим), но без наличия эпохального кризиса, гражданской войны или катастрофы устроить это было невозможно.
Как насчёт совещания в сокращённом формате? Отсутствие нескольких человек, конечно, не вызовет… Но нет, быстро известили меня, это совершенно неприемлемо. Таскин предупреждала меня и была права, а я с каждым днём становился всё более нетерпеливым. Таскин дала мне свой лучший контакт, доверенного секретаря одного министра в комитете, который объяснил, что Бещельская Торгово-промышленная палата проводит очередную из своих всё более регулярных ярмарок с иностранным бизнесом, а это исключает участие Бурича, имевшего некоторый успех в надзоре за такими событиями, Ньисему и даже Сьедра. Это, конечно, было делом священным. Что Катринья проводит встречи с дипломатами. Что у Хуриана, комиссара уль-комской биржи, не терпящая переноса встреча с уль-комским министром здравоохранения, и так далее и что специального заседания не будет. Убийство молодой женщины должно оставаться недорасследованным ещё несколько дней, пока не состоится собрание, на котором между необходимыми вопросами о вынесении судебного решения по любому случаю отсутствия консенсуса, об управлении общими ресурсами — некоторыми из больших линий электросети, канализации и отвода сточных вод, наиболее сложными из штрихованных зданий — мне предоставят двадцатиминутную щёлку, чтобы я мог изложить своё дело.