Город и город

Мьевиль Чайна

— Верно, — сказала она. — Серьёзно, посмотрите на этих ребят, когда они выходят, — клянусь, у них в глазах паника. А эти машины, что перевозят их по городу, к туристическим местам, к участкам штриховки и всему такому? «Осмотр достопримечательностей». Верно. Бедолаги пытаются найти выход.

Я показал ей на табло: самолёт приземлился.

— Значит, вы поговорили с руководительницей Махалии? — спросил я. — Я пару раз пытался ей позвонить, но вызов не проходит, а её мобильный мне не дают.

— Не очень долго, — сказала Корви. —

Я застала её в их центре — ну, при раскопках в Уль-Коме есть что-то вроде научно-исследовательского центра. Профессор Нэнси, она из больших шишек, у неё целая куча аспирантов. В общем, позвонила ей, убедилась, что Махалия была её подопечной, что какое-то время её никто не видел, и так далее, и так далее. Сказала ей, что у нас были основания полагать — точка, точка, точка. Переслала фотографию. Она была очень шокирована.

— Да?

— Точно. Она… всё повторяла, какой замечательной аспиранткой была Махалия, твердила, что поверить в это не может, спрашивала, что случилось, и так далее. Так вы были в Берлине. Значит, вы говорите по-немецки?

— Говорил когда-то, — сказал я. — Ein bisschen [9] .

— Зачем вы туда ездили?

— Молодой был. Там проводилась конференция. «Полиция в разделённых городах». У них были занятия по Будапешту, Иерусалиму и Берлину, а ещё по Бещелю и Уль-Коме.

9

Немножко (нем.).

— Какая хрень!

— Знаю, знаю. Именно так мы тогда и говорили. Совсем не по делу.

— Разделённые города? Удивляюсь, как это вас в академии отпустили.

— Понимаю, я и сам чувствовал, что моя дармовщинка чуть ли не испаряется под порывом патриотизма других. Мой руководитель сказал, что это не просто непонимание нашего статуса, но оскорбление Бещеля. Недалеко от истины, я полагаю. Но это была субсидированная загранпоездка, зачем мне было отказываться? Мне пришлось его убедить. Во всяком случае, там я впервые повстречался с улькоманами, которым, как видно, тоже удалось преодолеть свой гнев. Особенно запомнилась одна из них, с которой мы познакомились на дискотеке для участников конференции. Мы тогда внесли свою лепту в разрядку международной напряжённости, под песенку «Девяносто девять воздушных шариков».

Корви фыркнула, но пассажиры начали проходить в зал, и мы напустили на лица такие выражения, чтобы при появлении Джири выглядеть уважительно.

Сотрудник иммиграционной службы, сопровождавший их, увидел нас и мягко кивнул им в нашу сторону. Их можно было узнать по фотографиям, которые переслали нам американские коллеги, но я в любом случае понял бы, что это они. У них было выражение, которое я видел только у лишившихся детей родителей: от усталости и горя лица у них выглядели глинистыми, какими-то комковатыми. Они проследовали в зал такой шаркающей походкой, словно им было на пятнадцать-двадцать лет больше, чем на самом деле.

— Мистер и миссис Джири? — обратился я к ним, упражняясь в английском.

— Ах, — сказала женщина, протягивая руку. — Ах да, вы, вас, вы господин Корви, это…

— Нет, мэм. Я инспектор Тьядор Борлу из ОООП Бещеля. — Я пожал руку ей, руку её мужу. — Это Лизбьет Корви, констебль. Мистер и миссис Джири, я, мы очень глубоко сожалеем о вашей утрате.

Оба они кивнули, заморгав, как животные, и открыв рты, но ничего не сказали. Горе заставило их выглядеть глупо. Это было жестоко.

— Могу я отвезти вас в ваш отель?

— Нет, благодарю вас, инспектор, — сказал мистер Джири.

Я взглянул на Корви, но она вроде не упустила ничего из того, что прозвучало, — понятливости ей было не занимать.

— Мы бы хотели… мы бы хотели исполнить то, ради чего приехали. — Миссис Джири теребила свою сумку. — Мы бы хотели её увидеть.

— Конечно. Пожалуйста. — Я повёл их к машине.

— А профессора Нэнси мы увидим? — спросил мистер Джири, когда Корви тронулась с места. — И тех, с кем Мэй дружила?

— Нет, мистер Джири, — сказал я. — Боюсь, мы не можем этого сделать. В Бещеле их нет. Они в Уль-Коме.

— Ты же знаешь это, Майкл, знаешь, как оно здесь устроено, — сказала его жена.

— Да-да, — сказал он мне, как если бы услышал эти слова от меня. — Да, простите, позвольте мне… Я просто хочу поговорить с её друзьями.

— Это можно устроить, мистер Джири, миссис Джири, — сказал я. — Посмотрим, нельзя ли им позвонить. И…

Я думал о пропусках через Связующий зал.

— Нам придётся решить вопрос о сопровождении вас в Уль-Кому. После того как уладим дела здесь.

Миссис Джири смотрела на мужа. Тот не сводил взгляда с улиц и снующего вокруг транспорта. Некоторые эстакады, к которым мы приближались, находились в Уль-Коме, но я был уверен, что он не воздержится от того, чтобы их разглядывать. Ему было бы всё равно, даже знай он, что это не положено. По дороге открывался ещё и незаконный, связанный с брешью вид на блестящую уль-комскую Зону быстрого развития, заполненную ужасными, но огромными произведениями публичного искусства.

На обоих супругах были значки посетителей в бещельских цветах, но у них, как у редких получателей сострадательных виз, не было никакой туристической подготовки, никакого представления о местной пограничной политике. Из-за своей утраты они лишились всякой чувствительности. Опасность брешей с их стороны была весьма высока. Нам требовалось защитить их от совершения бездумных действий, которые в лучшем случае могли бы привести к их депортации. До официальной передачи ситуации в ведение Бреши мы должны были исполнять обязанности нянек: не отходить от Джири ни на шаг, пока они бодрствуют.