Город и город
Шрифт:
— Будьте любезны, представьтесь.
— Это инспектор Тьядор Борлу из Бещельского Отряда особо опасных преступлений.
— Вот как! — Голос у него сделался совсем другим. — Речь идёт о Махалии, не так ли? Инспектор, я… Подождите, я постараюсь разыскать Иззи.
Долгая пауза с каким-то полым гудением.
— Это Изабель Нэнси. — Встревоженный голос, я бы решил, что американки, если бы не знал, что она из Торонто. Совсем не похожий на тот, что записан в её голосовой почте.
— Профессор Нэнси, это Тьядор Борлу из Бещельской полищай, ОООП. Вы, по-моему, говорили с моей коллегой,
— Да, инспектор, я… Пожалуйста, примите мои извинения. Я собиралась вам перезвонить, но это было так, всё это, мне очень жаль… — Она говорила то на английском, то на хорошем бещельском.
— Понимаю, профессор. Я тоже сожалею о том, что случилось с мисс Джири. Должно быть, это очень плохое время для вас и всех ваших коллег.
— Я, мы, мы все в шоке здесь, инспектор. Просто потрясены. Не знаю, что вам и сказать. Махалия была замечательной молодой женщиной и…
— Конечно.
— Где вы сейчас? Вы… это местный звонок? Не хотели бы встретиться?
— Боюсь, что звонок международный, профессор; я всё ещё в Бещеле.
— Ясно. Так… чем я могу помочь вам, инспектор? Есть ли проблемы? Я имею в виду, любые проблемы, за исключением всего, всего этого, я имею в виду… — Я слышал её дыхание. — Жду со дня на день родителей Махалии.
— Да, я, сказать по правде, только что от них. Здешнее посольство готовит им документы, и скоро они должны к вам приехать. Нет, я потому звоню, что хотел бы побольше узнать о Махалии и о том, чем она занималась.
— Простите, инспектор Борлу, но я была под таким впечатлением от… этого преступления… я думала, не следует ли вам призвать здесь Брешь?..
Успокоившись, она теперь говорила только по-бещельски, так что, какого чёрта, я отказался от своего английского, который был не лучше, чем её бещельский.
— Да. Комитет по надзору… извините, профессор, я не знаю, насколько вы разбираетесь в том, как решаются такие вопросы. Но — да, ответственность за это будет передана. Вы понимаете, что это означает?
— Думаю, да.
— Хорошо. Я лишь занимаюсь кое-какой завершающей работой. Мне интересно, вот и всё. Мы здесь слышим о Махалии прелюбопытные вещи. Хочется узнать кое-что о её работе. Не могли бы вы мне помочь? Вы были её руководительницей? Не найдётся у вас несколько минут, чтобы поговорить со мной об этом?
— Конечно, инспектор, вы ведь так долго ждали. Не понимаю только, что именно…
— Хотелось бы узнать, над чем она работала. И об истории её взаимоотношений с вами и с вашей программой. А ещё расскажите мне о Бол-Йеане. Как я понимаю, она изучала Оркини.
— Что? — Изабель Нэнси была потрясена. — Оркини? Абсолютно нет. Это же археологическое отделение.
— Простите, у меня сложилось впечатление… Что значит «археологическое»?
— Я имею в виду, что если бы она изучала Оркини, а для этого могли бы быть веские причины, то писала бы диссертацию по фольклору, антропологии или, может, по сравнительной литературе. Безусловно, границы дисциплин становятся расплывчатыми. К тому же Махалия была из тех молодых археологов, которых больше интересуют Фуко и Бодрийяр, нежели Гордон Чайлд или мастерки [11] . — В голосе её звучала не злость, но печальное веселье. — Но мы не приняли бы её, не будь тема её диссертации связана
11
Мишель Поль Фуко(1926–1984) — французский философ, теоретик культуры и историк. Жан Бодрийяр(1841–1931) — социальный антрополог, археолог и публицист. Вир Гордон Чайлд (Чайльд)(1892–1957) — один из ведущих археологов XX века, основоположник антропологического неоэволюционизма.
— И что же это было?
— Бол-Йеан — это давние раскопки, инспектор.
— Расскажите, прошу вас.
— Уверена, вы в курсе всех споров вокруг ранних артефактов в этом регионе, инспектор. Бол-Йеан открывает предметы, возраст которых составляет добрую пару тысячелетий. Какой бы теории вы ни придерживались касательно Кливажа, теории раскола или конвергенции, то, что мы ищем, ему предшествует, предшествует Уль-Коме и Бещелю. Это корневые вещи.
— Необычно, должно быть.
— Конечно. А ещё крайне необъяснимо. Мы почти ничего не знаем о культуре, которая всё это произвела, понимаете?
— Полагаю, да. Отсюда и весь интерес, верно?
— Ну… да. Это, а ещё и вид предметов, которые здесь имеются. Махалия как раз и пыталась растолковать то, что в заглавии её работы именуется «герменевтикой идентичности», на основе наборов приспособлений и так далее.
— Не уверен, что понимаю.
— Она проделала хорошую работу. Цель диссертации состоит в том, чтобы никто, включая руководительницу, не понимал, что он делает, после первых двух лет. Шучу, вы понимаете. То, чем она занималась, должно было бы иметь последствия для теории двух городов. Их истоки, знаете ли. Она играла, держа свои карты закрытыми, поэтому я из месяца в месяц не была уверена, где именно она стоит в отношении означенного вопроса, но у неё оставалась ещё пара лет, чтобы составить своё мнение. Или просто прийти к каким-то выводам.
— Значит, она помогала разобраться с этими раскопками.
— Совершенно верно. Как и большинство наших аспирантов-исследователей. Кто-то — для основного исследования, кто-то — для частичного обеспечения своей стипендии, кто-то — немного того, немного другого, а кто-то — просто чтобы нас подоить. Махалии платили совсем немного, но ей в награду за работу в основном требовалось иметь доступ к артефактам.
— Понимаю. Мне очень жаль, профессор, у меня сложилось впечатление, что она работала над Оркини…
— Раньше её это занимало. Она сначала приехала на конференцию в Бещеле, несколько лет назад.
— Да, я что-то такое слышал.
— Верно. В общем, это вызвало кое-какой шум, потому что тогда она была очень увлечена Оркини, полностью, была немного боуденисткой, и доклад, который она представила, был воспринят не очень хорошо. Вызвал кое-какие упрёки. Её мужество меня восхитило, но в итоге она просто получила взбучку ни за что. Когда она подала заявление на написание диссертации — если честно, я крайне удивилась, что под моим руководством, — мне пришлось убедиться, понятно ли ей, что будет и что не будет… приемлемо. Но… То есть я не знаю, что она читала в свободное время, но то, что она писала в развитие своей диссертации, это было, это было прекрасно.