Город и звезды
Шрифт:
Хедрон был доволен текущим порядком вещей. Да, время от времени он мог нарушить этот порядок — но лишь слегка. Он был критик, а не революционер. На поверхности безмятежно текущей реки времени он хотел разве что поднимать рябь; мысль о возможной смене направления течения заставляла его ежиться. Жажда любых приключений, кроме умственных, была изъята из него так же осторожно и тщательно, как и из прочих граждан Диаспара.
И все же он обладал той, пусть почти потухшей, искоркой любопытства, которая некогда была величайшим дарованием Человека. Он все еще был готов рисковать.
Он взглянул на Элвина и попытался припомнить свою собственную юность, свои мечты пятисотлетней давности.
В молодости он не отличался от сверстников. Лишь когда он повзрослел, и скрытые воспоминания о предшествующих жизнях хлынули потоком, он принял роль, на которую давным-давно был обречен. Иногда он негодовал, что умы, со столь бесконечным умением соорудившие Диаспар, сейчас, спустя все эти века, все еще управляли им как куклой на сцене. И вот, возможно, представился шанс наконец отомстить. Появился новый актер, способный опустить занавес в конце представления, занявшего уже слишком много актов.
Симпатия к тому, чье одиночество должно было превосходить его собственное; скука, вызванная веками монотонности; скрытые в глубине души бесенята прошлого — таковы были разноречивые воздействия, побудившие Хедрона к поступкам.
— Может, я окажусь полезен тебе, — объяснил он Элвину, — а может быть — нет. Я не хочу пробуждать ложных надежд. Через полчаса встретимся у пересечения Третьего Радиуса и Второй Окружности. Если даже больше я не смогу ничего сделать, то по крайней мере обещаю тебе интересное путешествие. … Элвин пришел на свидание за десять минут до срока, несмотря на то, что это была противоположная часть города. Он нетерпеливо ждал, пока движущиеся пути скользили мимо с вечным постоянством, неся безмятежное и довольное городское население по разным несерьезным делам. Наконец он увидел, как вдали появилась высокая фигура Хедрона, и через секунду он впервые физически оказался в присутствии Шута. Это не было проекцией: когда их ладони соприкоснулись в древнем приветствии, Хедрон был вполне реален.
Шут присел на мраморную балюстраду, пристально и с любопытством разглядывая Элвина.
— Интересно, — сказал он, — знаешь ли ты, о чем просишь? Да и что ты будешь делать, получив это? Неужели ты всерьез воображаешь, что сможешь покинуть город, даже если найдешь дорогу?
— Я в этом уверен, — храбрясь, объявил Элвин, но Хедрон уловил неуверенность в его голосе.
— Тогда позволь мне рассказать кое-что, чего ты можешь и не знать. Видишь ли ты вон те башни? — Хедрон указал на одинаковые, как близнецы, пики Центральной Энергостанции и Зала Совета, взиравшие друг на друга через пропасть глубиной в километр. — Допустим, я положу абсолютно твердую доску между этими двумя башнями — доску шириной всего сантиметров в пятнадцать. Сможешь ли ты пройти по ней?
Элвин заколебался.
— Не знаю, — ответил он. — Я бы предпочел не пробовать.
— Я совершенно уверен, что ты никогда бы не смог этого сделать. Тобой овладеет головокружение, и ты свалишься вниз, не сделав и дюжины шагов. Но если б эта же доска была чуть-чуть приподнята над землей, ты без труда смог бы пройти по ней.
— Ну и что это доказывает?
— Я пытаюсь обратить внимание на очень простую вещь. В двух описанных мною экспериментах доска одна и та же. Любой из попадавшихся тебе иногда роботов на колесах сможет легко проехать по ней, независимо от того, соединяет ли она эти башни или лежит на земле. Мы же — не сможем, поскольку испытываем страх высоты. Он, может быть, иррационален, но слишком силен, чтобы им пренебречь. Он встроен в нас; мы с ним рождаемся. В том же смысле мы испытываем страх пространства. Покажи дорогу, ведущую из города, любому человеку в Диаспаре — дорогу, которая может выглядеть точно так же, как находящаяся сейчас перед нами
— и он не сможет пройти по ней. Он вернется обратно, как вернулся бы ты, если б начал идти по доске между башнями.
— Но почему? — спросил Элвин. — Ведь было время, когда…
— Знаю, знаю, — сказал Хедрон. — Люди некогда путешествовали по всей планете и даже к звездам. Что-то изменило их и наделило этим страхом, с которым теперь они рождаются. Ты один воображаешь, что свободен от него. Хорошо, увидим. Я поведу тебя в Зал Совета.
Зал был одним из самых больших зданий города, почти целиком отданным машинам — истинным администраторам Диаспара. Вверху находилось помещение, где собирался Совет — в тех редких случаях, когда ему было что обсуждать.
Широкий вход поглотил их, и Хедрон двинулся вперед сквозь золотистый полумрак. Элвин никогда до этого не входил в Зал Совета. Это не запрещалось — в Диаспаре вообще было мало запретов, — но подобно другим жителям города он испытывал почти религиозное благоговение перед этим местом. В мире, не имеющем богов, Зал Совета был наиболее сходен с храмом.
Хедрон уверенно вел Элвина по коридорам и скатам, сделанным специально для механизмов на колесах, а не для людей. Некоторые из этих скатов извивались, уходя вниз под столь крутыми углами, что по ним невозможно было бы ходить, не будь гравитация соответствующим образом искажена.
Наконец они достигли запертой двери, которая с их приближением бесшумно сползла в сторону, а затем преградила отступление. Впереди была другая дверь, но она перед ними не открылась. Хедрон, не прикасаясь к двери, неподвижно встал перед нею. После небольшой паузы тихий голос произнес:
— Пожалуйста, назовитесь.
— Я Шут Хедрон. Мой спутник — Элвин.
— Какое у вас дело?
— Чистое любопытство.
К некоторому удивлению Элвина дверь тут же открылась. По опыту он знал, что шутки с машинами всегда ведут к непониманию и к необходимости все начинать сначала. Машина, вопрошавшая Хедрона, должна была быть весьма изощренной и занимать высокое место в иерархии Центрального Компьютера.
Других преград не было, но Элвин подозревал, что они миновали ряд проверок, скрытых от постороннего взгляда. Короткий коридор вывел их сразу в огромное круглое помещение с углубленным полом, а на этом полу находилось нечто столь удивительное, что Элвин на миг потерял голову от восторга. Перед ним простирался весь город Диаспар, причем самые высокие здания едва доходили ему до плеча.
Он долго выискивал знакомые места и разглядывал неожиданные перспективы и лишь через какое-то время обратил внимание на остальную часть помещения. Стены были покрыты мельчайшей мозаикой из белых и черных квадратиков без соблюдения какой-либо закономерности. Стоило Элвину быстро перевести взгляд, как создавалось впечатление, что мозаика мерцает, но это было лишь иллюзией. По краям помещения с равными промежутками стояли какие-то аппараты с ручным управлением: каждый имел экран и сиденье для оператора.