Город костей
Шрифт:
Чаризат провозгласил себя столицей Приграничья благодаря тому, что он был как бы ступицей, к которой сходились двадцать семь древних торговых путей, единственных безопасных дорог, пересекающих Пекло. Когда другие города начинали возражать против имперского диктата, Чаризат просто блокировал пути зерновым караванам от портов Последнего моря. Его влияние не распространялось на Нижнее Пекло, где еще теплилась жизнь в городах Илакры и в других мелких поселениях, а в Приграничье единственным городом, который держался особняком, был Кеннильяр. Свободный город Кеннильяр обладал собственным путем к Последнему морю и дрался за то, чтобы держать его открытым. Он цеплялся за это право из
Чаризат все еще виднелся в подернутой дымкой дали в виде гигантской пирамиды - огромной скалы, из которой был высечен целый город, поднимающийся восемью концентрическими ярусами к вершине, где находился дворец самого Электора. Город казался темным от черноты камня и грязи саманных построек на нижних ярусах, но по мере подъема ввысь краски светлели, и Первый ярус сверкал белизной под беспощадным солнцем - белизной известняка и мрамора. Отдельные выходы скальной породы внизу таили в себе шахты и заводы, кормившие кварталы горняков и металлургов, проживающих на Седьмом ярусе; там производилось все - от медных бус до парофургонов. Сейчас Чаризат казался городом мертвых, так как они отъехали уже далеко и не могли видеть ни суматохи у доков парофургонов, помещавшихся на этой стороне города, ни клубов Угольно-черного дыма, который постоянно дувший горячий ветер срывал с труб заводов и уносил прочь прежде, чем они успевали загрязнить небо над Чаризатом.
Толстый стражник с красным башлыком пришел за Хетом этим утром, когда крис уже сидел на бортике бассейна во дворе, наблюдая, как старик смотритель пересчитывает вчерашнюю выручку за воду. Стражник и утром выглядел, как докер: рубаха вся в грязных пятнах, потертые кожаные краги, неизменное духовое ружье за плечами.
– Жетоны, - сказал Хет, глядя на него снизу вверх.
Крошечный малыш Нетты выполз из дверей, лицо его было перемазано кашей. Добравшись до Хета, он попытался влезть к нему на колени.
Телохранитель улыбнулся ему, стараясь придать лицу фальшивое выражение дружелюбия.
– Он сказал, что заплатит потом.
В дверях дома появилась сама вдова, увидела незнакомого мужчину и инстинктивно потянулась за увесистой дубинкой, которую всегда держала под рукой.
– Все в порядке, Нетта, - сказал Хет.
Он снял протестующего младенца с колен и шлепком направил его к двери.
Нетта удалилась, подталкивая перед собой ребенка и воинственно оглядываясь назад. Нетта на самом деле вдовой не была, она носила это звание как своего рода свидетельство добродетели. Ее муж покинул город незадолго до того, как родился второй ребенок Нетты. В Чаризате существовало стойкое предубеждение против вдов, но оно было явно меньшим, нежели предубеждение против женщин, чьи законные мужья пускались в бега. Поэтому Нетта опасалась незнакомцев не меньше, чем Хет.
Телохранителю же Хет сказал:
– Нет, он должен был послать с тобой хоть половину денег.
"А как иначе, - подумал он, - мог бы он создать у меня фальшивое ощущение безопасности?" Кроме того, Хет так и не понял, кого телохранитель назвал "он" - Сеула или патриция. Трудно было понять, кто играет главную роль в этой истории.
Лицо телохранителя окаменело.
– Уж не хочешь ли ты назвать меня лжецом?
– Не хочу, - ответил Хет, потом помолчал и добавил: - Просто хочу получить жетоны, которые он передал с тобой для меня.
Старик смотритель чихнул. Вышел Сагай, остановился в дверях, прислонившись к косяку, поглядел на спорящих и сказал:
– Ну и ладно. Тебе нет необходимости терять время. В Аркадах у нас дел по горло.
Лицо телохранителя не дрогнуло, но Хету казалось, что он видит, как у того ворочаются извилины в голове, как будто это были часы в прозрачном футляре. Наконец тот сказал:
– А, так ты имел в виду торговые жетоны?
Он порылся в кармане, вынул пригоршню торговых жетонов и отсчитал их один за другим в протянутую ладонь Хета. Всего шесть жетонов по десять дней каждый; иначе говоря, каждый стоил десять дней труда ремесленника, то есть являлся эквивалентом половины имперского золотого, который пообещал Сеул.
На лице стража не отражалось никаких недобрых чувств к Хету, и тот подумал: "Это опасный парень". Половину полученных жетонов он отдал смотрителю фонтана, который тщательно их пересчитал и сделал пометку на своей счетной палочке. Остальные Хет передал Сагаю, сказав:
– Подбери мне что-нибудь симпатичное в Аркадах. Но Сагай был не из тех, кто упустит возможность прочесть мораль человеку, и тут же буркнул:
– Тут вполне хватит на оплату славных похорон.
И вот теперь солнце жгло Пекло, и Хет подвинулся, стараясь найти более удобное положение, но тут же передумал - попытка была явно пустым делом. Металл платформы парофургона раскалился под совместным воздействием солнца и котла, помещавшегося всего лишь в нескольких футах в подобии будки; жар проникал (и крайне неприятно) сквозь сложенный халат, который Хет использовал в качестве подушки, и через тонкую ряднину штанов. Даже сквозь подошвы сапог Хет ощущал этот жар. Работа поршней, приводившихся в действие паром, заставляла металлический фургон трястись, как перед концом света, а шипение и дребезжание котла терзали слух.
Парофургон был высок - он возвышался над поверхностью дороги футов на двадцать. Впереди находилась платформа для пассажиров и грузов, а меньшая, чуть приподнятая платформа была тем местом, где, как на насесте, торчал водитель. Будка же заключала в себе котел, угольный ящик и поршни, которые заставляли крутиться колеса, а также старика кочегара, который, собственно, и приводил в действие это странное сооружение. Хет, разумеется, предпочел бы парусный фургон, который хоть и кидало из стороны в сторону, да и надежность его была невелика, но зато шума он производил куда меньше.
Работодатель Хета тоже, видимо, не извлекал особого удовольствия из поездки. Жара уже заставила его взобраться на весьма ненадежную жердочку на ограждении платформы. Одет он был в выцветшую коричневую одежду, что придавало ему вид бедного торговца, но и в эту жару он не снял с лица свою кисейную чадру. Хет закатал рукава рубахи. Он не нуждался еще в защите халата, пока солнце не поднялось в зенит.
Хет как раз присматривался к патрицию, когда верхний бурнус у того слегка распахнулся, и крис увидел, что тот вооружен. Сначала Хет подумал, что это нож в красивых металлических ножнах, такой, как носят путешественники из городов Илакры. Только потом он понял, что это такое.
Все, что он мог сделать, - это сохранить спокойное выражение лица и перевести взгляд на дорогу и застывший каменный ландшафт.
Патриций небрежно поправил одежду. Трудно было сказать, заметил ли он взгляд Хета.
Патриций имел боль-палку - древность, в которой пряталось нечто, называемое учеными людьми "маленькой магической машинкой". Это была металлическая трубка со странным утолщением на конце, длиной примерно в фут, покрытая сложной гравировкой и украшенная полудрагоценными камнями. Такое оружие встречалось очень редко. Большинство жителей нижних ярусов приняли бы боль-палку за изящную булаву, даже если б заметили ее. Но такой опытный скупщик древностей, как Хет, знал, что дело обстоит совсем иначе.