Город любви
Шрифт:
Миновав темный узкий вестибул – нечто вроде преддверия, – они вошли в зал, или, как говорили древние, атрий. Посреди него в цветном, в шахматную клетку полу находился имплювий – неглубокий бассейн с дождевой водой, которая попадала в него через большое квадратное отверстие в потолке. Стены атрия сплошным слоем украшала яркая роспись и мозаика. Справа был изображен суд Париса 21 , с необычайно выразительными лицами Юноны, Венеры и Минервы. Чуть дальше красовалась фреска: длинноногая цапля безмятежно гуляет среди цветущих олеандров. Противоположную стену занимала одна огромная картина, на которой Персей в крылатых сандалиях спасает Андромеду, прикованную к скале посреди бушующего моря.
21
Суд
Адель подошла ближе к стене и внимательно рассмотрела крошечные, в пару дюймов, статуэтки в виде детей или бескрылых эльфов, стоящие на специальной подставке перед жертвенником.
– Кто это? – спросила она, обернувшись к Юлию.
– Лары, домашние божества.
– А зачем эта штука? – Она указала на жертвенник.
– Это их алтарь, куда мы каждый день подносим еду – горсть зерна, соль и вымоченную в вине хлебную корку – и возносим мольбу о благоденствии семьи.
– Какая очаровательная традиция!
Она еще раз прошлась по атрию и выглянула во двор.
– А где тут спальни?
– Они в другой части дома.
– Покажешь?
Юлий бросил на нее удивленный взгляд.
– У нас не принято посещать спальни, находясь в гостях.
Адель капризно надула губки.
– А что у вас принято?
– Я могу показать тебе таблиний 22 , где я принимаю клиентов 23 , триклиний 24 , где проходят трапезы… Видишь эти двери? Они ведут в кубикулы, или, как ты говоришь, спальни, но не хозяев, а прислуги. Одна из них – для номенклатора, другие – для прочих домашних рабов, а на противоположной стороне – для гостей.
22
Таблиний – комната между атрием и внутренним двором, напротив входа в дом, нечто вроде кабинета. В таблинии хозяин дома хранил документы, иногда книги, принимал деловых гостей.
23
Клиенты – в Др. Риме отдельные лица или целые общины, отдававшиеся под покровительство патрона, получавшие его родовое имя и земельные наделы, неся сельскохозяйственную и военную повинность в пользу патрона.
24
Триклинием в Древнем Риме назывался и обеденный стол с ложами по трем сторонам для возлежания во время еды, и само помещение, где это находилось.
– А где твой кубикул?
– Дальше, за коридором, который ведет к перистилю.
– Перистиль – это внутренний двор, окруженный галереей с колоннами?
– Именно.
– А что еще здесь есть?
– Как я уже говорил, триклиний для повседневных трапез, расположенный за таблинием, куда я тебя вскоре поведу, – терпеливо пояснял Юлий, – в глубине перистиля – триклиний для пиров. Там же расположен портик – крытая галерея, где я люблю прогуливаться в жаркие послеобеденные часы, и чуть поодаль – пинакотека 25 с картинами лучших мастеров. Для приема водных процедур существует кальдарий.
25
Пинакотека – зал с картинами, статуями и прочими произведениями искусства.
– Ванная?
Юлий недоуменно пожал плечами.
– Ладно, я поняла, – улыбнулась Адель. – Итак, триклиний – это столовая, атрий – гостиная, таблиний – кабинет, кубикул – спальня, перистиль – сад, пинакотека – картинная галерея, кальдарий – ванная комната. Спасибо, Юлий, экскурс в римскую
– В помпейскую архитектуру, – поправил он. – В Риме все несколько иначе, в том числе и планировка зданий.
Адель, конечно, имела в виду не город, а эпоху, но сообщать об этом Юлию не стала.
– Мне бы очень хотелось побывать в Риме, – вздохнула она.
Юлий нахмурился.
– Я предпочитаю лишний раз не вспоминать о нашей божественной столице.
– Почему?
– Рим – чудовищный город, – медленно произнес он. – Я провел там юношеские годы.
– Учился?
– Да, у лучших философов. Риторику мне преподавал Сенека 26 , а искусству поэзии обучал Петроний.
– Петроний! – воскликнула Адель и чуть не подпрыгнула на месте. – Ты знаешь Петрония! О счастливец!
26
Сенека, Луций Анней (ок. 4 г. до н. э.
– 65 г. н. э.) – римский политический деятель, философ и писатель, представитель стоицизма, воспитатель Нерона.
Юлий снова удивленно взглянул на разрумянившееся лицо своей необыкновенной гостьи.
– В Риме Петрония знают все – что же тут особенного?
– В Риме! В Риме! А я разве была в Риме?
Если бы в этот момент Юлия увидел кто-нибудь из его давних приятелей, он бы не поверил своим глазам. На лице патриция, к которому, казалось, навсегда приросла маска ленивой отчужденности, отражались самые неожиданные эмоции. Удивление сменялось снисходительной улыбкой, которую тут же стирала настороженная напряженность. Словно невзначай Юлий коснулся рукой плеча Адель и покровительственно произнес:
– Как-нибудь, если будет на то воля богов, я повезу тебя в Рим и устрою встречу с Петронием.
Ее глаза загорелись надеждой.
– Ты думаешь, он найдет для меня время?
Взгляд Юлия, до сих пор внимательный и лукавый, внезапно изменился, и его лицо помрачнело.
– Петроний всегда находит время для созерцания красоты, – проговорил он. – А если красота осязаема и не похожа ни на что, виденное прежде, если она обладает открытым взору стройным станом, – Юлий окинул взглядом ее бедра, туго обтянутые джинсами, – и завораживающими малахитовыми глазами, равных которым не сыщешь во всей Италии, – тогда Петроний стремится обладать этой красотой. А то, что попадает в холеные руки Арбитра, навсегда становится его собственностью.
– Но я не рабыня, чтобы стать чьей-то собственностью! – воскликнула Адель, чрезвычайно польщенная, однако, словами патриция.
– Да, пожалуй. Ты была бы слишком странной рабыней, – усмехнулся Юлий. – Но есть ли у тебя доказательства того, что ты свободная гражданка своей страны и законно находишься на территории Римской империи?
– Нет, – удрученно произнесла Адель. – Ни паспорта, ни денег.
– В случае с Петронием деньги тебя не спасли бы, – убежденно произнес Юлий. – У него есть влияние, а влияние – это всё, Адель. Помни об этом, если захочешь побывать в Риме. Влияние – это всё. А то, что у тебя нет господина, еще не говорит о том, что ты свободна. Здесь, в Помпеях, люди умеют ценить право на волю. Но только не в Риме. И только не Петроний.
Адель внутренне сжалась от этих слов, которые совершенно не совпадали с ее представлением о знаменитом Гае Петронии. Она столько о нем читала! Она так ценила его талант! Однажды купив у букинистов потрепанный томик «Сатирикона» 27 , Адель словно соприкоснулась с настоящей античной жизнью, не приукрашенной, не подогнанной под поэтические стандарты и философские учения. Это был первый роман в истории человечества, и он открыл миру другой Рим, прославив имя своего создателя.
27
«Сатирикон» – роман Гая Петрония Арбитра, написанный в духе менипповой сатиры (характеризующейся свободным соединением стихов и прозы, серьезности и комизма, философских рассуждений и сатирического осмеяния), в комически сниженном плане рисующий нравы римского общества.