Город любви
Шрифт:
Адель взглянула на Юлия и заметила, что он внимательно ее рассматривает, сохраняя на лице совершенно невозмутимое выражение. В этот момент к нему подошла молодая рабыня и, поклонившись, что-то тихо сказала.
– Ужин готов, – произнес он, по-прежнему скользя взглядом по фигуре Адель. – Иди за мной. – И медленно, размеренно ступая, направился в триклиний.
Помещение для трапез представляло собой прямоугольный зал, узкий и длинный, из-за сгущающихся сумерек освещенный четырьмя лампадами. На стенах тоже была изысканная, выполненная с превосходным мастерством роспись; особенно понравилась Адель красноперая тетерка, гуляющая среди зарослей лавра, фиалок и ромашек. Но основным персонажем здесь являлся Вакх 28 : одна стена полностью была посвящена изображению шествия Диониса – с вакханками, сатирами и козлами, а весь потолок украшала лепка в виде свисающих виноградных
28
Вакх – то же, что Бахус, Дионис – бог виноградарства и виноделия.
Адель опустилась на одно из них и почувствовала, как оно мягко сникло под тяжестью тела. Юлий лег, опершись на локоть, приняв обычную позу римлян, и лениво приказал стоящему позади него слуге подавать на стол.
Через минуту в триклиний вошли рабыни, неся подносы с едой. На столе появился аппетитно зажаренный козленок, свежая ветчина, начиненная, как позже узнала Адель, смесью из сушеных фиг, меда и лаврового листа, а затем запеченная в тесте, устрицы, выложенные на тарелке причудливым узором, и какая-то овощная смесь вроде салата. После принесли сырный пирог и рыбное блюдо, обильно политое соусом. Юлий велел подать вино.
– В Риме принято выпивать после приема пищи, – сказал он Адель. – Там они возлияния превращают чуть ли не в священный обряд. Мы в Помпеях смотрим на это проще: пьем когда хотим.
Принесли кубки с темно-красным ароматным напитком.
– Выдержанное везувийское, лучшее во всей Кампании, – похвастал Юлий. – Виноград давили еще при Клавдии 29 .
– Впечатляет, – любезно произнесла Адель.
– Думаю, его следует попробовать прямо сейчас. – Юлий поднял кубок к изваянию Вакха, возвышавшемуся посреди стола. – Да будет благосклонен к нам Бахус и прекрасная владычица Луны, под покровительством которой мы совершаем эту трапезу!
29
Клавдий (Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик, 10 г. до н. э.
– 54 г. н. э.) – римский император из династии Юлиев-Клавдиев.
Адель вежливо улыбнулась, но не решилась последовать примеру патриция и молча пригубила вино. Она внимательно следила за каждым движением Юлия, боясь оскорбить гостеприимного хозяина неуважением к олимпийскому культу, что немало позабавило бы его, догадайся он об этом.
Публий Юлий Сабин уже давно не верил в божественную плеяду, управляющую миром. Учения киников, стоиков, эпикурейцев, перипатетиков и атомистов, смешавшись с постулатами официальной религии и подкрепившись атеистическими сентенциями его наставника Петрония, образовали в голове Юлия сумбурную смесь весьма туманных представлений о мироздании. Напичканный знаниями, ни во что не верящий, он постепенно превращался в скучающего скептика и в свои двадцать с небольшим лет чувствовал себя уставшим от жизни человеком. Чтобы чем-нибудь занять свой тоскующий ум, Юлий решил обратиться к поэзии. Несколько трагедий, написанных им, Петроний назвал неудачными; сборник сатир оказался очевидным плагиатом, а оды, восхвалявшие императора, рассмешили Арбитра до слез.
– Уж лучше подражай Менандру, – посоветовал он Юлию. – У тебя неплохо получаются комедии и пародии.
Разозленный и отчаявшийся, молодой патриций покинул Рим с твердым намерением никогда туда не возвращаться.
Но пылкая душа не желала покоя. Юлий жаждал действия, он хотел чувствовать, любить, страдать и совершать подвиги, подобно героям греческих трагедий. Он мечтал о жизни, наполненной страстью, как кубок вином, – до краев… Отец посоветовал ему устроить большой пир. Но разве это что-нибудь изменило? В его доме собрались благородные прихлебатели, которые ценою лести и похвал набивали себе желудки, а после, напившись крепкого фалернского, направились в лупанарий и потащили за собой Юлия.
Хмельной дурман, усиленный резким пряным запахом благовоний, напрочь лишил его возможности соображать; Юлий не помнил ничего, кроме пьяных лиц друзей и улыбающихся ртов вульгарных женщин. Наутро он проснулся в отвратительном состоянии: голова трещала, к горлу подступала тошнота и при этом мучительная жажда преследовала его целый день. Юлий поклялся, что больше не будет прибегать к услугам Ганимеда 30 и постарается держаться подальше от коварной Урании 31 . Он по-новому взглянул на все, что его окружало, что составляло его мир, – тоскливая праздность, перемежающаяся развлечениями, не
30
Ганимед – в греч. мифологии виночерпий богов.
31
Урания – одно из имен Венеры, означающее покровительницу плотской любви.
«Мой милый мальчик, – сказал бы ему Арбитр, – что такое боги? Что такое Олимп? Это просто огромный лупанарий, где богини отдаются богам за ничтожную толику власти над людьми. Зачем становиться жрецом проститутки? Лучше женись на вакханке, и ты будешь даром получать то, что прежде имел за деньги». После этих слов Петроний наверняка улыбнулся бы ему своей едва уловимой улыбкой и добавил бы: «Хвала Юпитеру, я знаю, что такое Юпитер».
Крамольные и даже преступные для государственного мужа речи Гай Петроний мог произносить легко и непринужденно, с мягкими интонациями бархатного голоса, и подлинный смысл его фраз обычно так и не доходил до слушателя. Если бы Арбитр не был одним из величайших мастеров художественного слова, Юлий ни за что не стал бы брать у него уроки. Помпейскому патрицию не нравились ни явный атеизм Петрония, которым тот так умело заражал других, ни его раздражающая внутренняя независимость. Арбитр имел репутацию праздного сластолюбца, потакающего своим прихотям, но слыл не развращенным бездельником, а утонченным эстетом. Он был поэтом, писателем, приближенным Нерона и его советником в вопросах вкуса и этикета, законодателем мод, проконсулом Вифинии 32 и сенатором, а также свободным от брачных уз 33 мужчиной в расцвете лет, которому принадлежали красивейшие женщины Рима. Юлий учился у Петрония поэзии, но мечтал научиться у него жизни.
32
Вифиния – римская провинция на северо-западе Малой Азии.
33
Достоверно неизвестно, был ли женат Гай Петроний Арбитр.
Вернувшись в родные Помпеи, молодой патриций во что бы то ни стало захотел доказать миру, что боги все-таки наделили его поэтическим даром. Буколики, оды, подражания Вергилию и Овидию, даже попытка создать вторую «Энеиду»… Он писал много и усердно, и вряд ли нашелся бы хоть один завсегдатай помпейских пиров, кто не слышал бы творений Публия Юлия Сабина. Но хватило лишь насмешливо приподнятой брови посетившего Помпеи Петрония, чтобы Юлий понял, о чем молчали его приятели. Писать он перестал.
И вновь длинная череда однообразных дней затянула патриция в свою вязкую трясину. Бежали недели, месяцы; Юлий ходил в театр, бывал на боях гладиаторов, посещал роскошные пиры – но ничто не занимало его пресыщенный ум, ничто не волновало его холодное сердце…
Однажды пасмурным зимним днем Юлия, дремавшего в своем кубикуле, разбудил вежливый, но настойчивый голос номенклатора:
– Проснись, господин, тебя ждет эдил Кален. Проснись, господин!
– Клянусь прелестной Иридой 34 , неподходящую погоду отец выбрал для визита… Сейчас самое время спать, чтобы не видеть нахмуренных бровей Юпитера, а ночью пробудиться и лицезреть прекрасный лик Дианы. Колон, отстань! – И лентяй повернулся на другой бок.
34
Ирида – богиня радуги, посредница между богами и людьми.
Номенклатор, молодой грек с правильными чертами лица и крепкой фигурой атлета, осторожно тронул хозяина за плечо.
– Господин, эдил прислал посыльного с приглашением на вечерний пир в тесном кругу.
Мысли Юлия оживились, и он, повернув голову, заинтересованно уставился на Колона.
– Все разузнал, да? А из кого будет состоять этот тесный круг?
Номенклатор широко улыбнулся и пожал плечами. Молодость и врожденное озорство не позволяли ему с должным почтением относиться к хозяину-ровеснику. Между ними давно, еще с детства, установились теплые, почти дружеские отношения, но Колон никогда не забывал своего места, сочетая в отношении к Юлию преданность и искренность, что редко встречалось у невольников. Не будь этот грек потомственным рабом, Юлий был бы счастлив иметь такого друга, но поскольку судьба распорядилась так, а не иначе, патриций проявил свое доброе отношение к Колону в том, что обучил его чтению, арифметике, письму и полностью доверил ведение дел.