Город мелодичных колокольчиков
Шрифт:
«Почему? Бог мой! Разве сумасбродная девчонка Арсана не жаждет оказать нам… нет — мне!.. неоценимую услугу? Великолепно! Будем потворствовать женскому сердцу, служащему подставкой факелу мести, как сказал бы Малерб! Мадемуазель готова на все? Тем лучше! Счастливый успех зависит от умения пользоваться жаждой мести, а затем — концы в воду! Итак, в моих руках дама червей. Начну новую партию в „комету“. Вот так!»
Де Сези дернул шнурок с шелковой кистью. Появился Боно с неизменно бесстрастным лицом и, получив приказ пригласить Клода Жермена, сказал, что иезуит ждет в приемной. Он всегда находился на посту и, конечно, был заранее готов на все.
И вновь тишину кабинета нарушал лишь скрипучий и эластичный голос. Но вот де Сези перешел к прямой атаке:
— Начинать кампанию, — веско сказал он, — следует со штурма главной крепости. Проникните к Афендули и незаметно изучите расположение открытых и закрытых комнат. Ходят слухи, что среди антиков спрятана кладовая, наполненная золотом.
Клод Жермен позвякивал бронзовой ручкой стола.
— Легко сказать, — вздохнул он, — изучите дворец фанариота!
Даже к Саакадзе не удалось пробраться до сих пор. Полководец принимает всех сторонников ложной веры, но не католиков. Увы! Даже иезуиты не могут очутиться по ту сторону ворот его дворца. Пробовал он, Клод Жермен, сопровождаемый двумя монахами, прибыть к Афендули, якобы для душеспасительной беседы, но привратник, чуть приоткрыв железный глазок двери, выразил сожаление: «Все уплыли на каике. Загородный дом сейчас в цветах. На Принцевых островах хорошо отдыхать. Там много рыбы. Можно под лимонным соусом подавать. Но о костях тоже забывать нельзя, — для жизни опасно».
Усмотрев в словах привратника нечто обидное, Клод намеревался ткнуть в его рожу шпагой, но опомнился: ему не любезность слуги нужна, а разгадка тайны — на чем зиждется дружба грека Афендули и грузина Саакадзе.
Поразмыслив, Клод решил действовать иначе: явиться как представитель католической церкви, обращающийся за лептой в пользу арабов, отторгнутых от мусульманства. Но не помогла этой миссии и пышная свита из десяти римских монахов, шагающих, как солдаты, но с потупленными взорами.
Встретили его возле портика лишь князья Заза и Ило. Помощь оказали скудную: «Не в греческую веру обращены». Все же они желают арабам счастья в лоне латинской веры. А Эракле отбыл на несколько дней в свое поместье на Принцевых островах, захватив всех женщин. «Кушать рыбу под лимонным соусом?» — так и подмывало спросить Клода Жермена, но он предпочел убраться восвояси.
Не повезло и в третий раз. «Все дома, — тихо проговорил привратник, поднося палец ко рту, — но спят. Ночной пир был удачный. Жгли зеленый и красный огонь под звуки флейт. После огней пира хорошо во мгле сна», — и, отклонив монеты, отказался будить уставших.
Безрадостная картина. Внутрь Белого дворца проникнуть никаким способом нельзя, что еще больше вызывает подозрение. С таким выводом де Сези согласился, но заявил, что тем более проникнуть необходимо.
И… де Сези проник. В одно из утр курьер из французского посольства доставил Эракле письмо с просьбой прибыть в Пале-де-Франс и высказать свое суждение об античной статуе «Пастушка», предназначенной в дар султану в день его высокого рождения.
Сначала Эракле хотел отклонить лестное приглашение, но в нем заговорил коллекционер, а главное — он к месту вспомнил, что, как грек, он наполовину бесправен. Султану истолкуют его отказ в ложном свете, и неизвестно еще, чем все кончится.
Эракле поехал. «Пастушка» оказалась искусной подделкой, о чем, по-видимому, де Сези знал не хуже, его самого. Но, отвесив поклон, граф рассыпался в благодарности и просил разрешения полюбоваться в Белом дворце подлинными антиками.
И началось!.. Де Сези стал походить на ангела в атласном камзоле, с пленительной улыбкой. Очарованные им женщины из дома Афендули, щеголяя изысканной турецкой речью, восторженно приняли приглашение покататься на двухмачтовом паруснике под флагом короля Франции и на очередной вечер в Пале-де-Франс, где они увидят настоящий менуэт. Реверанс, который при этом сделал де Сези в соответствии с танцевальными требованиями века, окончательно покорил гречанок.
Особенно внимательно де Сези отнесся к Арсане. Она заметно повеселела, ибо посол в подходящий момент шепнул ей: «Ханым Фатима обо всем передала мне через мужа. Мы разыграем с вами на клавесинах прелестную пьеску. Вы понимаете, что вы прекрасны, и я ваш раб. О, прошу вас, приказывайте, сударыня!»
И Арсана стала приказывать то… что искусно подсказывал ей де Сези. Кладовая с золотом? О, конечно, существует! Где? За большим залом в круглой комнате. Драгоценности, кроме выставленных? О, конечно, есть! Где? В опочивальне Эракле! Есть и поместья, и отряд фелюг, и табун берберийских скакунов, и тучные стада, и даже золотые копи, хотя хитрец и уверяет, что продал их.
Граф научил ее играть в домино. Под стук костяшек легко протекали беседы. Он становился все нетерпеливее. Отделываясь от «шесть и шесть», искренне недоумевал: "Бог мой! Зачем я должен делиться с жадным Хозревом? Разве он уже не присвоил себе львиную долю? Прикупая «пустышку», возмущался. «А этот бездельник иезуит? Он любит повторять „Кто руководствуется в своих действиях правдоподобной ложью, тот может быть спокоен, ибо ни в каком случае не грешит“. По этому правилу я могу его оставить при своих. Но без него, черт побери, не обойтись, как и без везира. А впрочем, когда придет час баланса, он будет найден».
Вопреки явной холодности Эракле, посол зачастил в Белый дворец. Подолгу гуляя с Арсаной в саду, он не только восторгался укромными уголками и эллинскими пейзажами, — он договаривался. Эффектно играя кружевами манжет или же чертя кончиком шпаги на песке волшебные чертоги, де Сези заверял пылкую гречанку в том, что поможет стать ей прославленной и богатой. Если Стамбул «средоточие вселенной», то какая польза красавице от этого преувеличения? Напротив, Париж — сердце земли, и это куда важнее. Город белой лилии склонится перед прекрасной Арсаной, обладательницей несметных драгоценностей Востока. После осуществления акта мести, если и следует где скрыться, так это в Париже. Там все лучшее, что выдумал дьявол, и самое совершенное, что создал бог. Дорога тоже будет увлекательной, он даст ей в провожатые Клода Жермена и напишет герцогине, своей тете, озаренной лучами версальского солнца, письмо с просьбой оказывать до возвращения его, графа, в Париж покровительство прелестной гречанке.
Много еще сулил де Сези порывистой Арсане, жадно ему внимавшей. С каждым днем она все больше подпадала под его влияние. А дней оставалось все меньше. Сравнивая ее глаза с алмазами, полными огня, он твердил про себя: «Игра верна, но надо торопиться. Этот обольстительный бесенок может в любой момент проявить запальчивость и открыть если не заговор, то глаза фанариоту. Все должно свершиться в день, вернее, в ночь рождения султана».
Врасплох застало графа упоминание Арсаны о том, что яблоко от яблони не далеко падает. Да, она, дочь купца, не лишена сметливости! Любезность сменилась подозрительностью, и она потребовала полную гарантию. Выслушав условие, граф опешил, но, вспомнив что-то, рассмеялся: «Ба! Не все ли равно? Ведь после финала концы в воду!..».