Город на берегу неба
Шрифт:
Эмили… Оля моментально вспомнила слова миссис Сандерс, сказанные ею в комнате Брэндона: “Она намного больше подходит тебе по всем параметрам…” Вот, значит, какая она, эта самая подходящая Брэндону Эмили. Его бывшая. А может, уже снова настоящая?..
— Привет, — симпатичная темноволосая девушка помахала Оле рукой.
— Привет, — отозвалась она с заминкой.
— Ну ладно, — торопливо начал прощаться Брэндон, дожевав свой сэндвич и запив его соком. — Нам уже пора бежать… времени нет совершенно. Я рад, что ты мне написала. Береги себя, ладно?
— И ты себя береги, — тихо ответила Оля. — И… и, пожалуйста,
38
Рус
Калифорния, наше время
Национальный парк Редвуд произвёл на Олю поистине грандиозное впечатление. Она, безусловно, и раньше слышала о красных деревьях-гигантах, но одно дело — слышать, а другое — видеть эти громадины собственными глазами!
Парк состоял из древних лесов секвойи — одной из самых массивных и высоких пород деревьев на планете. Впрочем, помимо секвойи, парк в целом мог похвастаться удивительной флорой и фауной, чистейшими реками, водопадами и прериями, но больше всего Олю потрясли именно огромные деревья, возраст которых исчислялся даже не веками, а тысячелетиями. Отдельные экземпляры достигали сотни метров в высоту и двадцати — в обхвате!
Какие-то секвойи росли прямо на трассе, и популярным туристическим развлечением являлся проезд сквозь них на автомобиле. Внутри некоторых деревьев были выпилены дупла, в которых располагались маленькие кафе или сувенирные магазинчики, но Оля посчитала это кощунством и наотрез отказалась заходить туда.
Зато она долго и заворожённо брела по лесу, ступая по тысячелетней пыли как по мягкому ковру, и деревья словно выходили ей навстречу одно за другим. Солнечные лучи едва пробивались сквозь высокие густые кроны, кругом было сумрачно, торжественно и немного печально. Здесь не хотелось дурачиться, кричать или даже просто громко разговаривать, чтобы не нарушить волшебство этого удивительного места.
Рус молча шёл рядом с Олей, крепко сжимая её ладонь в своей, тоже покорённый энергетикой сказочного леса. А может быть, ещё больше он был покорён самой девушкой… Они провели вместе уже десять дней, и Рус не представлял, как он будет отпускать Олю. А отпускать, как ни крути, предстояло очень и очень скоро…
В постели у них всё было просто идеально, секс с каждым разом становился всё “ужаснее” и “омерзительнее”, ему ещё никогда ни с кем не было так хорошо. В остальном… раз на раз не приходилось. Они бурно ссорились, так же бурно мирились, постепенно узнавали всё новые и новые факты биографии друг друга, но Русу по-прежнему казалось, что Оля от него бесконечно далека. Она не хотела впускать его себе в душу, особенно если речь шла о болевых и уязвимых точках. В ответ на все наводящие вопросы она словно отгораживалась от него — и в глазах, и в позе, и в жестах её явственно читалось: “Я сама справлюсь”.
Время от времени он продолжал аккуратно закидывать удочки на предмет Олиного возвращения в Россию, но в этом вопросе она была категорична и непреклонна. Рус мог только догадываться, чем и как запугал её отчим-мразина, если одно только упоминание о нём заставляло Олю трястись от иррационального страха и непередаваемого отвращения. При всём том эта девчонка не была трусихой — о нет, кем угодно, только не трусихой!
— С началом самоизоляции я уже поняла, что никуда отсюда не уеду, — поделилась с ним как-то Оля. — Когда отчиму отказали в визе, я испытала такое колоссальное облегчение, что… нет, это просто невозможно передать словами! Короче, я поняла, что не хочу его больше видеть никогда в жизни… наверное, тогда этот план и зародился в моей голове — обмануть всех и остаться в Америке. Сандерсы и так терпели моё присутствие до последнего, потому что с тех пор, как все перешли на онлайн-обучение, иностранным студентам и школьникам настоятельно рекомендовали возвращаться по домам. Иммиграционная и таможенная полиция даже объявила, что все оставшиеся в стране иностранцы будут считаться нарушителями визовых правил со всеми последствиями… вплоть до депортации. Впрочем, срок действия моей визы и так подходил к концу, так что терять мне было нечего.
— Нечего терять… — Рус усмехнулся с горькой иронией. — Дрожать от вида каждого полицейского, работать в наркоманском квартале, ежедневно подвергаясь риску быть ограбленной или изнасилованной, а в лучшем случае — угодить в облаву… А ещё быть лишённой возможности даже просто свободно перемещаться по стране, не говоря уж о таких важнейших вещах, как медицинская страховка. Разве это жизнь?
— Да, это жизнь! — коротко и зло отозвалась Оля. — Она может тебе не нравиться, но… я всем довольна и не хочу ничего менять.
— А если… — он прибегнул к запрещённому приёму, — если полюбишь кого-нибудь, захочешь выйти замуж, родить детей? Ведь даже это невозможно сделать без документов, без какого-то стабильного дохода, без уверенности в застрашнем дне. Ты же не собираешься плодить бомжей, я надеюсь?
Олины глаза забегали.
— Я… не хочу замуж, — отозвалась она. — Меня всё устраивает. Я не ищу серьёзных отношений.
— И тем не менее, — напомнил он, — перед тем, как мы с тобой впервые улеглись в постель, ты прочла мне целую лекцию о том, что не годишься для одноразового секса и относишься к этим вещам очень серьёзно. Так где же истина, Оля?
Он понимал, что тычет палочкой в открытую рану, но не мог не задать всех этих вопросов. Оля тогда надулась, замкнулась и не разговаривала с ним весь вечер… Впрочем, в мотеле, когда они расположились по разные стороны огромной кровати, она не выдержала первой и всё равно нырнула к Русу под одеяло за очередной порцией "плохого" секса.
— О чём ты думаешь? — вопрос Оли застал его врасплох.
Рус беспомощно улыбнулся:
— Всякий раз, когда ты об этом спрашиваешь, получается так, что я думаю о тебе. Не специально, честное слово!
Она хихикнула, а он, вдруг став серьёзным, остановился и развернул её лицом к себе.
— Оль, кто я для тебя? — спросил он. — Только откровенно. Не щади и не приукрашивай действительность.
Она затихла, вглядываясь в его глаза. Рус не торопил с ответом — тоже смотрел ей в лицо и молча ждал.
— Я… не знаю, — выдохнула она наконец виновато. — Правда, не знаю.
— Нам осталось всего несколько дней вместе, — тихо сказал он. — Мы вернёмся в Сан-Франциско, а потом… потом я должен буду уехать. Ты это понимаешь?