Город на крови
Шрифт:
По возвращении в Минск рейсхсфюрер для улучшения настроения отправился в местный детский дом, чтобы там, как он это часто делал на оккупированных территориях, поискать среди воспитанников детей с признаками принадлежности к арийской расе. На этот раз он нашёл сразу двоих юных арийцев, которых, явно, по ошибке причислили к славянам, велел дать им немецкие имена и отправить в германский детский дом. Правда, когда их уводили, эти двое, к удивлению Гиммлера отчего-то заплакали.
А потом рейхсфюреру доложили о пропавшем самолёт, в котором везли документы операции «Блау».
Доклад Радецкого о том, что потерпевший крушение
–Документы! – резко бросил Гиммлер.
–Судя по следам пепла в кабине, майор сжёг пакет, – солгал Радецкий. – Русские ушли ни с чем. Майор Райхель и пилот обер-лейтенант Дехант сражались как герои, уничтожив большую часть разведргруппы. Остальных венгерские солдаты убили в ходе преследования. Лишь одному русскому удалось подняться на прилетевшем за ним деревянном самолёте У-2. Но самолёт был обстрелян, лётчик ранен, и потому можно с уверенностью утверждать, что У-2 разбился.
–Но как русские узнали, где искать самолёт Райхеля? Вы провели расследование?
–Да, тщательно. Я выявил всех местных, которые помогали русским в нападении на Райхеля. Они уже ликвидированы.
Лицо Гиммлера начало проясняться.
–Что ж, вы, штурмбаннфюрер, умеете справляться с порученными делами. Пожалуй, я недаром наградил вас знаком отличия «За верную службу в СС».
–Счастлив, что вы знаете моё имя, рейхсфюрер! – отчеканил Радецкий. – Готов выполнить любой ваш приказ!
–На фронте нашей группы «Юг» никаких признаков того, что противник как-то реагирует на потерянный нами приказ, – сказал Гиммлер, обращаясь уже сам к себе. – Можно отправить сообщение фюреру из радиоцентра, а завтра, по возвращении в Берлин доложить обо всём лично. Как раз после встречи с финским фельдмаршалом Маннергеймом у фюрера будет хорошее настроение.
Гиммлер налил в стакан воды из стоявшего на столе графина, выпил её большими глотками и некоторое время сидел, глядя в стол, прислушиваясь к процессам в своём пищеводе. Наконец, он удовлетворённо хмыкнул и поднял глаза.
Радецкому показалось, что в этот момент рейсхфюрер словно не понял, что за человек перед ним стоит.
–Хорошо, штурмбаннфюрер, я вижу ваше старание, – сказал Гиммлер. – Какие у вас теперь планы?
–Служить Рейху! Я – заместитель командира Зондеркоманды 4а Айнзатцгруппы «C», отвечающей за район Харькова.
–Вы ведь у нас ещё и аристократ?
На лице «клерка» появилась усмешка.
–Да, мой рейхсфюрер! Но теперь просто солдат СС!
–Ничего, в СС можно состоять и будучи аристократом.
Радецкий глотнул воздух, открыл было рот, чтобы ответить, но Гиммлер благожелательно махнул рукой.
–Вот что, штурмбаннфюрер, я, пожалуй, поощрю вас новым интересным назначением. В ближайшее время мы возьмём русский город Воронеж, и вы отправитесь туда уже в качестве начальника айнзацгруппы воронежского района. Аристократы нынче довольно бедны, а на этой должности вы сможете поправить своё положение. Это – весьма выгодное дело, не так ли? Гоняясь за евреями и прочими злодеями, вы сможете в обход гестапо брать себе их золото и драгоценности.
Радецкий застыл, словно изваяние. Он понимал, что вырази он сейчас какую-либо эмоцию, скажи хоть слово, – это будет истолковано рейхсфюрером как наглость.
–Думаю, со временем, мне придётся включить в свою сферу и гестапо, – продолжил Гиммлер. – Но пока мне и с задачами СС забот хватает. Гестапо же будет помогать вам в любом деле и так. Никто не посмеет идти наперекор личному порученцу рейсхсфюрера СС – начальника айнзацгруппы.
–Благодарю, мой рейхсфюрер!
Гиммлер небрежно махнул рукой.
–Вот ещё что. У меня к вам, штурмбаннфюрер, в связи с вашим назначением будет небольшое поручение. Я просил бы вас взять на себя опеку над одним молодым человеком. Хочу помочь моему другу, тоже мюнхенцу, старому члену НСДАП. Недавно он пожаловался, что его отправляющийся на фронт племянник, верный солдат Германии, отчего-то вбил себе в голову, что служить в немецкой армии более почётно, чем в войсках СС. Ганс Ройнфельд, лейтенант, он получил назначение в 21-й панцергренадёрский полк, где много наших земляков. Это 24-я танковая дивизия 48-го танкового корпуса, который будет наносить главный удар при наступлении на Воронеж. Присмотрите за этим лейтенантом! Он искренне предан Рейху, но, видимо, нуждается в некотором внушении. Я хочу, чтобы он изменил своё представление о патриотизме. Помогите ему, чтобы я мог как-то отчитаться перед товарищем. 24-я танковая после взятия Воронежа уйдёт на юг. Сделаете так, что Ройнфельд остался в Воронеже под вашим присмотром! Всё ясно?
Радецкий быстро кивнул и снова преданно уставился на рейхсфюрера.
–я позвоню Готу, – продолжил Гиммлер. – Вы присоединитесь к штабу 24-й танковой как мой офицер связи. Как только Воронеж будет захвачен, вы там – начальник айнзацгруппы.
Радецкий ждал, но Гиммлер всё не подавал ему знак, что разговор окончен.
–И ещё. Даже если, тот русский, улетевший на У-2, увёз с собой пакет Райхеля, вы, штурмбаннфюрер, если вдруг вас вызовут с этим вопросом в Берлин, никоим образом такую возможность не подтвердите. Так фюреру будет спокойнее. А выводы из вашего сегодняшнего доклада последуют. За всю эту историю ответят и генерал Штумме, и его начальник штаба, и командир 23-й танковой дивизии генерал фон Бойнебург–Ленгсфельд. Ваш доклад будет способствовать тому, чтобы воспитание личного состава в Вермахте было поставлено лучше.
–А как ответят русские за смерть Рехеля? – спросил Радецкий, набравшись смелости.
Гиммлер одобрительно кивнул.
–Наказание последует. Это – неизменное правило Рейха. Я подскажу фюреру, что маршал Геринг мог бы отдать приказ в отместку за Райхеля разбомбить в Воронеже какое-нибудь значимое для русских место. Например, здание местного драмтеатра, архитектурой которого они, по словами Канариса, очень гордятся.
Глава 6. Прощание
Вот уже десятый день подряд начальник сектора технического контроля ходовой части установок «БМ» завода имени Тельмана Иван Савкин носил в дирекцию заявления с просьбой снять с него бронь и отпустить на фронт. Пехотинец Иса уже был на передовой, а Ивану, прошедшему ещё до войны, во время службы в армии обучение на танкиста, по-прежнему отказывали. Но он угрюмо продолжал добиваться своего, зная, что всё равно не сможет заставить себя жить прежней безопасной жизнью. Картины из разбомбленного Сада Пионеров всё время всплывали в его памяти, и чаще всего это было лицо мёртвой сестры, глядящей в небо неподвижными глазами.