Город наверху
Шрифт:
Ветер с гор дул порывами. Такаси опустил очки и подумал, что все на свете несет в себе одновременно добро и зло. Археологи мечтали о дожде все лето, а теперь, когда дожди должны были вот-вот начаться, хотелось, чтобы осень еще задержалась. Раскоп превратится в рыжее болото, и сезон окончится. Следопыты уйдут на Южные острова, остальным предстоит укладка, упаковка, перевозка трофеев на корабль – дела обычные и скучные.
От палаток тянулась разбитая вездеходами дорога, исчезала в кустарнике, снова появлялась узкой светлой полосой на пустыре и окончательно пропадала среди ржавых холмов, из которых, как иглы морского ежа,
– Ты на раскоп, Така? – спросил Станчо Киров, который сидел на песке перед вездеходом, обложившись запасными частями, инструментами и опутавшись проводами, будто попал в паутину. Киров привез сюда новые модели вездеходов и испытывал их. Машины были очень прогрессивными и остроумными, но часто ломались, за что Станчо ругал их, как непослушных детей, и, разбирая, поражался их зловредности.
– На раскоп, – сказал Такаси.
– Подожди полчаса. Я тебя подброшу.
– Спасибо. Я хочу пройтись пешком.
Киров удивился, он был уверен в том, что машины создаются специально для того, чтобы никто не ходил пешком. Хождение, говорил он, возвращает человека к первобытным временам. Не для того человек стал царем природы, чтобы утруждать свои ноги.
С холма Такаси сбежал, высоко поднимая колени. Он взглянул на цепочку генераторов защиты, которые пирамидками высовывались из-под земли. Генератор в том секторе, сквозь который пробрался ночью тигр, ничем не отличался от остальных. Следы тигра уже засыпало песком. Когда Такаси пересекал линию защиты, он почувствовал, как по лицу и рукам скользнуло что-то легкое, словно прикосновение шелка. Где-то на пульте защиты мигнул зеленый огонек, регистрируя выход человека из зоны.
Кустарник, начавшийся в ста метрах от холма, был колючим, в нем гнездились злые осы, и он скрывал под собой жилые кварталы, до которых очередь дойдет не скоро. Иногда из кустарника выдувало ветром мелкие предметы: монеты, пули, осколки посуды – подъемный материал, и кто-нибудь из аспирантов обязан был проходить с коробкой вдоль дороги и по пустырю и собирать эту мелочь.
Посреди пустыря была громадная воронка. В дожди ее заливало водой, и она превращалась в круглое озерцо. К концу сухого сезона вода испарялась, но воронку не засыпало пылью, потому что она была ограждена валом земли, на котором росли густые прямые копья тростника. На дне воронки даже к осени сохранялся слой грязи, в которую зарывались рыбы и моллюски. Такаси пробился сквозь тростник, чтобы посмотреть, достаточно ли подсохла корка грязи, потому что собирался завтра с Наташей отправиться на охоту.
Охотиться на рыб они намеревались с лопатами, и это было местью рыбам за то, что они не хотели брать наживку летом, когда воды в озере-воронке было достаточно. Но если корка еще непрочная, то от охоты придется отказаться – грязь была глубокая, метра два-три в середине.
Такаси остановился на земляном валу. Корка грязи была покрыта сеткой радиальных трещин. Кто-то опередил Такаси и уже испытывал ее крепость. Следы шли от края, потом они прерывались в темном пятне жидкой трясины. Грязь была разбрызгана по корке и уже засохла комками. Там было неглубоко, но испытатель наверняка провалился по пояс. Поделом ему, подумал Такаси, потому что идея охоты на спящую рыбу в воронке принадлежала ему, и он объявил об этом во всеуслышание за ужином. Оказывается, в экспедиции нашелся
Дорога привела к центру города. Такаси шел медленно и рассматривал развалины, будто видел их впервые. Он никак не мог привыкнуть к ним. В покореженных фермах и грудах бетона, поросших травой и сглаженных за двести лет пылью, таился первобытный ужас безжалостной и всеобщей смерти. За двести лет обвалились торчавшие когда-то из развалин стены домов с дырами окон, сровнялись с землей воронки, рассеялась смертельная радиация, и планета вроде бы залечила самые глубокие из ран. Выжили кое-какие рыбы в океанах, спрятались, приспособились или изменились некоторые насекомые, животные. Мир планеты был во много раз беднее, чем полагалось бы ему быть, но он существовал, заполнялись экологические ниши, и создавались новые законы взаимозависимости. Эволюция, разгромленная атомной войной, и в осколках своих, подстегнутая вспышкой радиации, пошла дальше. Не было на планете лишь приматов.
Люди здесь перебили друг друга в длительной войне на взаимное уничтожение, которая разрасталась, поглощая все новые районы и континенты, погубила и тех, кто в войне не участвовал, потому что нельзя было дышать воздухом, пить воду и собирать плоды с деревьев.
Где-то в пещерах и на дальних островах некоторое время еще скрывались люди, может, жизнь была отмерена им месяцами или годами. Но одиночки и маленькие группы были обречены на смерть – они были бесплодны и бессильны перед враждебным отравленным миром.
Человек в ходе своей эволюции показал себя самым хитрым, выносливым и конкурентоспособным из всех живых существ, но, как видно, он не смог пережить рукотворной катастрофы, потому что был животным общественным и, когда рухнуло общество, вымер.
Археологи – оптимисты. Они копаются в древних могилах и исследуют следы пожарищ. Они присутствуют при конце жизни – племени, города, человека. Но они почти всегда могут найти ниточку, которая, не оборвавшись, тянется в будущее, и ощущают жестокую целесообразность истории. Здесь же не было продолжения.
Навстречу попался вездеход. Одна из опытных моделей Кирова. Вездеход ковылял на пяти ногах, прижав шестую к брюху. Кирочка Ткаченко, понукавшая машину, обрадовалась, увидев Такаси, потому что он был идеальным собеседником, а именно собеседника ей не хватало.
– Как ты думаешь, Така, – спросила она с высоты, – они посылают эти опытные образцы телег к геофизикам или астрономам? Нет, геофизики им голову бы оторвали. Они сбросили бы в пропасти эти вездеходы. А мы должны терпеть.
– Они правы, Кирочка, – сказал Такаси. – Они знают, что археологи – люди изысканной, интеллигентной профессии и благородное терпение – одно из их очевидных достоинств.
– Ты все знаешь, – сказала Кирочка. – С тобой даже скучно разговаривать. Я не хочу быть интеллигентным археологом и вернусь в Космофлот. Там все ясно и просто.
– Ты этого не сделаешь, – возразил Такаси и пошел дальше.
Его смущал рыболов, который забрался ночью в грязь и никому не сказал об этом. Он решил на обратном пути поглядеть на его следы. Ведь когда тот браконьер выбрался из грязи, он волок пуды вещественных доказательств. И брызги, комья, лепешки глины должны явственно отмечать его путь до самой палатки.