Город пахнет тобою...
Шрифт:
— Слушай, возьми трубку, ну бесит же! — прохрипел зло.
Я пожал плечами.
— Алло?
— Том? — удивленно уточнил Билл. — Дьявол! Наверное, по привычке набрал тебе. — Скинул вызов и снова набрал. Телефон опять засветился и зачирикал. Он недоуменно уставился на аппарат. — Это же… ее… — растерялся. — Почему он у тебя?
— Она оставила его, когда уходила, — произнес спокойно и даже немного безразлично.
— В смысле?
— В прямом. Там, кстати, еще браслет остался на каминной полке. И кольцо.
— Какое кольцо? — едва слышно спросил брат, а я чувствовал, как по его
— Она носила только одно кольцо, — равнодушно дернул я плечами, вновь утыкаясь в монитор. Надо выписать координаты русских консульств. Интересно, реально попросить их не давать ей свидетельства на выезд?
Билл как-то резко сошел с лица. Подвис на несколько секунд, незрячими глазами глядя перед собой. Потом болезненно перекривился и шепотом бросил:
— Оно и к лучшему. — Встал и медленно, как старик, пошел к себе.
— Да, оно и к лучшему, — ухмыльнулся я грустно.
В обед пришел план работы от детективов, договор и первый отчет бонусом. Герр Цирке предложил поставить человека у консульства в Берлине, остальные будут работать в городе. Они точно установили, что Мари уехала в Берлин, и прислали расшифровку и аудио-файл разговора с кассиром.
«Да, это она. Я запомнила ее. Никого не было. Она плакала. Не так вот взахлеб, а как будто бы не осознавая этого. Видно, что давно плакала. Глаза были очень воспалены. Говорила тихо и глухо, с очень сильным акцентом. Мне кажется, она была не в себе. Она попросила любой ближайший. Я дала Берлин. Спросила, нужна ли помощь. Она отказалась. У нее еще руки дрожали так сильно. Я подумала, что кто-то умер». Твою мать… Как же он тебя приложил-то… Подписал контракт, выписал чек. Девочка моя, как же он тебя приложил… Ты только там без глупостей, давай. Герр Цирке найдет тебя, чего бы мне это не стоило.
Гостиная постепенно заполнялась чемоданами и веселыми голосами друзей — Георг и Густав выгружали наш с Мари багаж. Билл крутился рядом, бледный, улыбающийся через силу. Он весь преобразился, когда заметил знакомую сумку с ее ноутом. Словно, это было что-то такое, ради чего она обязательно вернется. Да, она никогда не расставалась с ним. Наша Мари — это диктофон, ноут и азарт в глазах. Сейчас у нее нет ничего — ни диктофона, ни ноута, и готов поклясться, ни азарта в глазах. Похоже Билл возлагал на ее комп большие надежды, судя по тому, как живо его сцапал и унес к себе. Только, боюсь, она тебе его подарила.
— Как ты? — спросил Георг у брата, когда они наконец-то перестали таскать вещи.
— Врач сказал, что сейчас надо снять воспаление, а потом уже будут смотреть. На следующей неделе, скорее всего. На антибиотики посадили. Чешусь весь.
— Мыться не пробовал? — сострил Густав, вытаскивая из пакета три бутылки пива и один пакет молока. — Детям — молоко, мужикам — пиво! А где Мари? Я ей «Яичный ликер» купил, как она любит.
— Густав мне всю плешь с ним проел! Мы пол-Лиссабона облазили ради этой дряни. Как это вообще пить можно? — поморщился Георг.
— Маленькими глоточками, — растекся в довольной лыбе Густав.
— Уехала. — Я отковырнул крышку и присосался к горлышку. До чего ж хорошо!
— Куда уехала? — улыбался Георг. — Опять? Она же только вернулась. Вроде бы не говорила, что ей надо снова в Москву.
— Надолго? — Густав открыл свою бутылку и развалился в кресле.
— Не знаю. Оставила все и уехала в ночь. Так спешила, что ни документы не взяла, ни денег не попросила. Так что все вот это добро, — я широким жестом обвел кучу из чемоданов, — теперь твое, Билл.
Билл вздрогнул. Георг все еще улыбался, но уже как-то совершенно не натурально. Густав поправил очки и недоуменно уставился на меня. Весь его вид сейчас говорил только одно: ну и дурак ты, Том Каулитц!
— Погоди! Она же не планировала никуда уезжать… — не верил Густав.
— Да, и она… Да она просто не могла уехать! — все-таки с лица Георга сползла улыбка.
— Почему она уехала? Куда?
— Она же так рвалась в Гамбург!
— О, да! Рвалась… — А теперь прости, мне хочется, чтобы ты узнал, каково было ей. — А у нас всё вышло лучше не бывает. Мы приехали среди ночи, а Билл тут не один отрывался пару дней. Везде окурки, бутылки, презервативы. Кстати, брат, ты убрал использованные резинки из-под своей кровати? Я их туда незаметно зашвырнул, чтобы Мари не увидела. Хотя не факт, что она их не заметила.
— Я ни с кем не спал! — зло зашипел Билл, моментально став красным.
— А мне это доказывать не надо. Это не мое дело: спал — не спал, изменял — не изменял. Не могу же я брату задницу не прикрыть. Не расстраивайся, я не скажу ей про три использованных презерватива, которые валялись у изголовья твоей кровати. Вашей, заметь, кровати. — В гостиной повисла тишина. Билл, красный, как свекла, качал головой и беззвучно открывал рот. Георг то смотрел на меня, то переводил взгляд на Билла. Густав застыл с недоумением на лице. Я улыбнулся, наслаждаясь эффектом.
— Да ты силен, брат, — уважительно выдал Георг.
— Сексуальный маньяк просто, — ухмыльнулся Густав.
Я продолжил спокойно:
— В общем, пока мы с Мари обзванивали родителей и друзей в четыре утра, Билл к нам сам заявился. Да не один. С прекрасной дамой. Только вот гостья явно не думала, что их встретят. Она липла к нашему Казанове, называя его исключительно Биллилюбовьмоя. «Биллилюбовьмоя, а кто это?» — «А это блядь нашей группы. Наша группис. Знаешь, что такое группис? Это бляди, которых мы ****. Кто попросит, тому и дает, она всем дает. Это содержанка и блядь», — я говорил это в упор глядя брату в глаза, даже стараясь передать то презрение, которое тогда царило в каждом слове. И по тому, как его глаза становились все больше и больше, понимал, что он этого совершенно не помнит.
Густав и Георг заржали. Билл замотал головой.
— Я не мог такого сказать, — залепетал перепугано. — Категорически не мог. У меня бы язык не повернулся, такое ей сказать.
— Он серьезно так сказал? — недоумевал Георг.
— Вот прям так и сказал? — веселился Густав.
— Практически слово в слово, — отозвался я хмуро.
— Я не мог! — рявкнул Билл прорезавшимся голосом. — Не мог! — В глазах паника и ужас.
Я протянул ему телефон Мари.
— Да? Тогда откуда у тебя синяк на морде? На, позвони ей и узнай, из-за чего она сбежала от тебя, в чем была, без документов и денег, бросив всё.