Город Палачей
Шрифт:
А вскоре она преставилась, и хотя тело ее и было погребено по православному обряду, инженер Ипатьев знал, что она превратилась в рыбу, вдруг возникшую в аквариуме рядом с губастым вирджинским окунем. Тайком ото всех старик выпустил рыб в Ердань, и они тотчас уплыли, держа курс на юг, а Моль Ипатьич сидел на берегу и беззвучно плакал, вспоминая о юной княгине, ушедшей в двадцать первую комнату без него, в одиночку.
На завещанные княгиней средства в городе была открыта гимназия, куда среди первых поступил Иван Нелединский-Охота-Бох. В тот день, когда сын надел форму гимназиста и пришел к отцу, князь
Как только за сыном захлопнулась дверь, он вернулся к занятию, которое отныне занимало его почти целиком. Князь Андрей пристрастился к опиуму.
А инженер Ипатьев умер лишь во время Первой мировой, жарким летом. И многим в похоронной процессии казалось, что в гробу лежит не настоящий покойник, а полусъеденный молью мучнисто-белый костюм его. Быть может, так оно и было, если не забывать о страстном желании Ивана Игнатьевича воссоединиться с возлюбленной княгиней Дашей во всех временах этой вечности.
Брат Бох и женщина в желтом
Он так увлекся насекомым движением секундной стрелки по циферблату, что не услышал, как у бровки тротуара остановилась машина. За рулем старенького BMW цвета мутной, с прозеленью стали - правое заднее крыло помято и кое-как закрашено - сидела девушка лет двадцати-двадцати двух. Довольно старомодные солнцезащитные очки скрывали чуть не половину лица. Не больше двадцати трех-двадцати пяти, окончательно решил он, хотя это не имело никакого отношения к делу. Просто он привык всегда считать, взвешивать, мерить, и при этом ему было наплевать, насколько точны были эти измерения. Просто все должно быть измерено. Все должно быть измерено, взвешено и названо.
– Привет, - сказал он.
– Предположим, вы - госпожа Кто Угодно. В фас Даша, но в профиль настоящая Анна. У нас есть минута? Надо опустить спинку правого переднего сиденья - до предела, чтоб получилась тахта. Это возможно?
И только когда она опустила спинку сиденья, он легко впрыгнул в машину.
– Сумка у меня за спиной, господин Кто Угодно, - насмешливо сказала девушка вместо приветствия.
– Вы так внимательно смотрели на часы... Я опоздала?
– Нет. Эти часы подарил мне дядя. Он был часовщик, хороший часовщик. Он вытащил сумку из-за спинки соседнего сиденья и, вытянув ноги, опустил заднее стекло (переднее опустила девушка).
– Он сказал, что последним вздохом среднестатистического человека является семисотмиллионный. Еще он сказал, что эти часы остановятся с последним ударом моего сердца. В детстве я пытался считать вздохи и секунды, но получалась какая-то ерунда... От этого можно сойти с ума. Кстати, я не боюсь женщин за рулем - у них только повороты налево получаются похуже, чем у мужчин. Говорят. А может, враки.
– А это зачем?
– спросила она, поворачивая налево вниз, на кольцевую автодорогу, и косясь на его ноги, с которых он снимал туфли.
– Без ботинок я чувствую себя иначе. Не то чтобы свободнее... просто иначе... легче, если угодно... Покой и воля, покой и воля...
Она улучила момент и встроилась в автомобильный поток.
– Одежда
– Он улыбнулся.
– А потом выбрасывал.
Она вдруг рассмеялась - ему понравился ее смех.
– В детстве, - сказала она, - я впервые поняла, что такое быть по-настоящему свободной, когда у меня в трусиках лопнула резинка.
Он вежливо улыбнулся, даже не взглянув на нее: ему непременно нужно было трижды быстро разобрать и собрать оружие, чтобы чувствовать себя уверенным. На этот раз все прошло без сучка и задоринки. Двадцатизарядный автоматический пистолет Стечкина с удлиненным стволом и примкнутым прикладом. Пули со смещенными центрами. Еще две запасные обоймы в сумке. Остальное - в карманах куртки. А старые шуточки насчет лопнувшей резинки пусть остаются в ее обойме.
Девушка прибавила скорости, и они оказались в среднем ряду.
– Он будет справа от вас, - сказала девушка.
– Удобно?
– Мне все равно, с какой руки. Но когда он выйдет на позицию, я сяду спиной к лобовому стеклу: с левой руки все же удобнее. Когда его машина остановится...
– Я приторможу - я не забыла.
– Снова улыбнулась.
– И вы что - вот так, в одних носках, выскочите на дорогу?
– Вам же будет неловко оставлять разутого человека одного на дороге. Он улыбнулся, показав неплотно пригнанные, с желтоватым отливом зубы. Друзья зовут вас Анютой. Анна. В профиль - Анна.
– У нас в запасе около восьми минут, - сказала она.
– Мне говорили, что вы человек без особых примет, но любая женщина вспомнит ваши глаза. Ярко-голубые, как у слепого кота.
– Это контактные линзы.
– Он вытащил из нагрудного кармана очки с желтыми стеклами, поправил дужки.
– Я подарю их вам на память. Зато у вас очень красивые уши.
Их обогнал огромный грузовик с синим брезентовым фургоном.
– Пять минут, - сказала девушка.
– А как вы догадались, как меня зовут? То есть почти догадались...
– Обязательно расскажу, но потом, - пообещал он.
– Я вообще много чего знаю. Ну, например, почему в компании не принято давать прикуривать от одной спички третьему. Во время англо-бурской войны английские солдаты в дозорах стояли по трое, и пока прикуривали первый и второй, бурский снайпер успевал перезарядить свое ружье и уложить как раз третьего.
– У нас на чердаке валяются такие мягкие книжки - "Знаете ли вы?". А в них много такого интересного...
– Минута, - напомнил он.
– Пока все по плану.
Движение на кольцевой позволяло маневрировать, и когда фургон дважды посигналил габаритными фонарями и сдал влево, BMW быстро протиснулся между синим брезентом и цепочкой пыльных "жигулей", в которую случайно затесались два одинаковых черных джипа с тонированными стеклами.
– Удобный случай! Пошли!
– скомандовал он.
– И раз!
Девушка прибавила газу, и BMW поравнялся с первым черным джипом, в открытых окнах которого колыхались кремовые занавески.
– Два!
– сказал он, всаживая пулю в затылок водителю джипа.