Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах)
Шрифт:
Прошуршали по камням шаги Обреза – он остановился прямо передо мной и несколько секунд просто смотрел.
Затем вдруг двинул мне ногой в солнечное сплетение.
Я будто очнулся.
Удар был такой силы, что должен был, казалось, в щепки разнести ребра, я пролетел добрых несколько метров прежде, чем впечататься в ржавый остов троллейбуса, который с треском проломился. Захрипел, неосознанно пытаясь снова вдохнуть, перевернулся набок, задыхаясь и невольно царапая ржавый металл, едва не захлебнулся собственной кровью.
Ты чего, Джонни?.. Почему я не успел среагировать
Когда я более-менее пришел в себя и сумел выползти из троллейбуса, Обрез все так же курил, глядя на темные очертания Города впереди. Ага, а я теперь, видимо, брошу эту привычку…
— Скажешь, я не прав, – проговорил он, не обернувшись. Я сполз на землю, снова закашлявшись. Сплюнул кровь.
— Верно... – Голос звучал так, будто я вместо того, чтобы разговаривать, царапал бастардом троллейбус. – Почему ты меня не остановил?
Джонни резко развернулся, глядя на меня с нескрываемым раздражением.
— Да потому что тебе, кретину чертову, надо было высказать ей все, показать, как ты ее ненавидишь, устроить себе разрядку и послать ее к тварям. Иначе твои мозги никогда бы не включились! – Он сплюнул и снова отвернулся. Прибавил тише: – Она же только потому на тебя орала, что старалась заткнуть пострадавшую гордость. Хотела скрыть настоящие чувства. А ты так ничего и не понял. Вот за что мне иногда хочется тебя прибить, Селиванов, так это за твой чертов эгоцентризм. И ведь мозги-то у тебя работают. Почему они отказывают при первой же возможности кого-нибудь обидеть, если не секрет?
Я обхватил колени руками, скорчившись в позе эмбриона – мне казалось, что так будет менее больно. А ведь он прав. Ну, теперь-то я обязан вернуться живым.
Ради Города и любимой женщины.
Лидия
В палате было тихо. Кондор размышлял, остальные спали, все, кроме Витьки Тележкина.
— Их надо остановить, – неожиданно сказал он, поднимая взгляд от своей тетрадки. Я встрепенулась.
— Кого?
— Желтые огоньки.
Кондор порывисто обернулся, но Витька замолчал. Вид у него был как на собственных похоронах.
— Что ты знаешь? – Я села в кровати, опираясь обеими руками ни матрац. – Что ты знаешь?!
Бывший Странник покачал головой и ничего не ответил. Я почему-то вдруг поняла, что ничегошеньки он не расскажет нам – хоть ты его пытай. Наверное, есть причины. И тогда я просто спросила:
— Там есть другие города? За туманом?
Молчание.
— Почему Странники никогда не возвращаются домой?
Тишина.
— Откуда приносят серебро? Кто его плавит? Там же есть люди, верно?
Нет ответа.
— Почему ты вернулся?
Тик-так. Часы на стене. Единственный источник звука в палате. Я начала злиться. Хоть бы поглядел на нас, что ли.
— Между прочим, твоих дочерей растила я. И я прекрасно знаю, что они о тебе думают.
Я сказала это просто со злости, мне хотелось хоть немного его расшевелить. Я не ожидала подобной реакции.
Витька вздрогнул всем телом, как-то судорожно вздохнул
— Если бы не я – вы бы погибли все.
И закрыл лицо руками. Я поняла, что он плачет, только спустя минуту. Не стоило с ним так…
— Вить, – забормотала я, – ты извини, я не хотела… Но почему ты все время молчишь?! Почему ты меня игнорируешь? Что там есть такого, что нам не полагается знать, что за тайны?! Я ведь не много прошу – просто это важно для всех нас! Пойми ты, наконец… Нам было обидно за девочек, мы же видели, как они переживали, когда ты их бросил, не сказавшись! Я понимаю, что тебя потрясла смерть Радомиры, но им-то было еще тяжелее – а ты, вместо того, чтобы поддержать их, взял, да и свалил. Думаешь, о тебе сложилось хорошее мнение? Мог бы хотя бы предупредить, объяснить все…
Я отвернулась.
— Я не имел права. Это запрещено.
— С чего бы?
— Нельзя. Для безопасности людей.
— Ты, когда в туман ушел, думал о нашей безопасности?
— Да.
— То есть, тебе можно хранить тайны от нас, тупого стада. Ты у нас особенный.
— Так и есть.
— Высокомерием.
— Нет. Я могу выжить в тумане. Вы – нет.
Я широко распахнула глаза.
— Почему?!..
— Потому что…
И в этот момент дверь слетела с петель.
Кондор вскочил.
— Оборотень! – вскрикнула я, отчего Эндра проснулась и резко села на кровати. Глаза ее распахнулись в пол-лица, и девчонка подалась назад, побледнев как полотно.
Оборотень быстро и с демонстративной непринужденностью принял человеческий вид.
— Потому что Странникам можно есть то, что растет в тумане, дышать туманом и пить воду из лесных ключей. – Голос у оборотня оказался хриплый и насмешливый, а вид – еще отвратительнее. Он был довольно высокий и крепко сложенный, очень смуглая, испещренная кое-где шрамами кожа обтягивала тугие сильные мышцы – это было видно из-под лохмотьев, лишь отдаленно напоминающих серую звериную шкуру, которой они, по всей вероятности, в незапамятные времена были. Карие глаза насмешливо прищурились, презрительно оглядывая аудиторию сквозь спутанные сальные волосы, черными прядями падавшие на половину лица, но оборотень даже не думал их поправлять. Он стоял в дверном проеме, облокотившись на косяк.
— …Не то, что вы – жалкая дичь. Странников мы не трогаем. Они даже с нами торгуют. О, полковничек! Приветствую. Как твои раны? Мои зажили. А ты до сих пор валяешься. Плачевно. Ту пулю, которую ты в меня всадил, я оставил на память. – Он осклабился, демонстрируя желтые зубы, и оттянул шнурок на грязной шее, на котором тускло поблескивала серебряная пуля крупного калибра.
Густой звериный запах заволок помещение, и дышать сделалось тяжело. Если оборотень и считается зверем, то этот зверь – довольно немытый и с крайне паскудным оскалом, надо сказать. Лицо его, наверное, было когда-то красивым, но сейчас в нем не осталось ничего человеческого. Это было лицо хищной твари. И больше всего ему подходило определение «рожа». Он был совсем непохож на нашу рыжую. Та, несмотря ни на что, все же оставалась человеком.