Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах)
Шрифт:
Он смотрел на меня, явно пытаясь понять, шутка это или военная хитрость.
— Тебя же уволят.
— Верно.
— Тебе никогда не простят…
— Так ты согласен или нет? – перебил я.
— Нет.
Снова прыжок, откат, контратака, снова никаких повреждений. На этот раз он сумел извернуться в движении и ударом выбить из моих рук автомат. Я вскочил, выхватил меч, ударил наотмашь, не надеясь, впрочем, на успех. Волейнар, разумеется, легко увернулся. Казалось, он двигается со скоростью звука – я его даже практически
Следующие несколько минут слились в стремительную череду ударов, блоков, прыжков, откатов, в непрерывное движение – это даже дракой было сложно назвать. Будто какой-то странный танец наперегонки.
Неожиданно Волейнар остановился, прервав очередную атаку и снова обращаясь в человека.
— Стой, – сказал он. – Перемирие.
Оборотень тяжело дышал и непроизвольно хватался за рану, я и сам задыхался после Обрезова воспитания. Кровь снова запершила в горле соленым комком. Черт, а неплохо он мне двинул, должен признаться.
— Я не понимаю, – рассуждал тем временем Волейнар, – на кой лес ты делаешь мне такие предложения? Неужто нельзя найти другую самку?
— Тебе без разницы – ты и ищи, – огрызнулся я, пытаясь восстановить дыхание. Ну, Веррет, можно было и поласковее ногами махать! Я ж не железный.
— Тебе тоже без разницы, – заметил оборотень.
— С чего ты взял? Разумеется, я должен тебя убить, и не скрою, что мне этого очень хочется. Но я здраво оцениваю собственные возможности. Прошу тебя, оставь ее в покое.
— Я бы убежал – да из тупика не убежишь, – сказал Волейнар. – А ты перегораживаешь проход.
— Разумеется.
Вот он, нужный мне момент.
Я резко вскинул руку, и нож, взвизгнув распоротым воздухом, по рукоять вошел в горло противника. В то же мгновение меня отшвырнули к стене мощным ударом. В глазах потемнело. Волейнар прижимал меня к кирпичной кладке, его пальцы сомкнулись на моей шее, так, чтобы немного воздуха все же проникало в легкие.
— Вы очень странные, – задумчиво проговорил он. – Тебе так нужна эта женщина? Она сама хотела умереть.
Руки не слушались, в глазах заплясали звездочки – я начал задыхаться. От оборотня разило давно немытым зверем.
Ну что ж, не получилось. Чего и следовало ожидать.
— Я проиграл. – Получалось хрипло, но вполне различимо, хотя сквозь звон в ушах трудно определить точно. – Меня тебе хватит для пополнения… сил?
Он пожал плечами. Я почувствовал движение.
— Пожалуй. Ты сильный. Должно хватить.
— Вот и хорошо. Тогда… убей меня. А она пусть идет.
— Ну вот, снова-здорово. Что еще за благородство?
Он слегка ослабил хватку – в глазах медленно прояснилось, и я увидел его лицо. Лицо было крайне озадаченное. Мне сделалось смешно. Он
— Она мне дороже всех на свете. Отпусти ее. Просто отпусти и не задавай лишних вопросов. Да убивай уже, чего встал…
Он рассмеялся.
— Пожалуй, мне тебя хватит! Но десерт тоже должен быть!
Зубы оборотня сомкнулись на моей руке – он явно решил поиграться. Я зашипел, двинул ему в нос, он заскулил и отпрянул, затем ухватил за куртку и швырнул, я вернул долг, вогнав второй нож между ребер, чуть не достав до сердца.
Неожиданно зазвонил колокол, разнося в сером небе тревожный, тяжелый набат. Я, наконец, заметил, что мы находимся прямо под стенами Храма. Фанатики сами сделали колокол и установили его на крыше, в надстройке, сместив наполовину расколотую, наполовину осыпавшуюся, стоявшую там явно до них, скульптуру.
Мы оба замерли, глядя на колокол.
И все заволок красный дым.
Дальше случилось нечто совсем уж непонятное: волк пригнулся, поджал хвост и начал пятиться от дыма, скуля, точно побитый щенок. Я настолько удивился, что даже не ударил. А он отступил на несколько шагов, развернулся и умчался, взметнув пыль и каменную крошку.
— Ты там поосторожнее, Селиванов, – послышалось из окна второго этажа. – Иначе некому будет у нас книжки таскать.
Не обратив внимания на слова Настоятеля, я вскочил и подбежал к Аретейни. Она сидела у стены, уткнувшись лицом в колени, но при моем появлении вздрогнула и подняла голову. Я едва не шарахнулся – глаза были абсолютно пустыми.
— Дэннер… – полуслышно выдохнула она, глядя куда-то сквозь меня. Уголки губ чуть приподнялись в улыбке. Мне померещилось, будто в сердце воткнули хороший такой тесак и медленно проворачивают, раздирая рану. Я просто не мог этого видеть!
Ласточка подалась вперед, уткнувшись мне в плечо.
— А ты зачем пришел?
— Т… тебя искал, – с трудом выговорил я, пытаясь заставить подчиниться задрожавшие вдруг руки. Наконец, мне удалось ее обнять, но голос все равно не появился, а горло сдавило, будто меня все еще душили. – И больше так не делай! Я же… – дыхание перехватило окончательно, и голос прозвучал очень-очень тихо и как-то беспомощно. – Я же тебе говорил, не выходить ночью на улицу…
— Ну и что…
— Ну и что?! Тебя же едва не убили!
— Тебе же только лучше было бы, ты сам сказал…
Ну, спасибочки, родная. Добила. Лучше и не придумаешь. И ведь даже не разозлишься – потому что справедливо.
— Неправда! – выдохнул я, отстраняясь и в каком-то отчаянном порыве встряхивая ее за плечи. Я больше не мог выдержать этой ее отрешенности. – Да очнись ты, наконец!! Все, довольно, мне и без того хватило! Прекрати!
Она вскрикнула и уставилась на меня уже осмысленно.
— Но ты же сказал…
— Да забудь ты, что я там сказал, а что не сказал! Мне не все равно!