Город призраков
Шрифт:
Гога поморщился, как только узнал, что мы так ничего и не вытянули из Угрюмого. И уверил нас, что его предложение на счет нашего отъезда остается в силе. В конце-концов, добавил он, расколоть Угрюмого — это дело пары-тройки дней. И не более. Так же, как и разыскать Заманского. А его ребятки обязательно разыщут профессора и без нас. Гога настолько переживал на счет нашего отпуска в «Лазурном», настолько мечтал, чтобы мы поскорее улеглись под пальму рядом с бронзовыми девушками, что я невольно подумал, какое у него доброе сердце. А вслух сказал.
— Мы не сомневаемся в прекрасной работе ваших сотрудников.
Вано же был настроен по-деловому. И по-деловому поинтересовался у шефа.
— Вы допросили всех, кто присутствовал на том вечере, когда сбежал Заманский? Может быть, кто-нибудь видел, кто выключил свет?
Гога махнул рукой.
— Да ну вас! Вы что, думаете, что самые умные здесь? Конечно, я расспросил. Никто ничего не видел. А ближе всех к выключателю находился Заманский. А ваша подшефная, эта чертова Белка, вообще умудрилась утром устроить скандал по поводу нашей работы. Видите ли, она утверждает, что мы палец об палец не ударили, чтобы разыскать профессора. Ух, не завидую этому гению, если он попадется ей под руку. Жуть как она его ненавидит. Даже заявила, что сама станет разыскивать Заманского. Так что ребятки, мой вам совет. Мотайте отсюда, если не хотите окончательно испортить себе отпуск.
Мы поблагодарили Гогу за чрезмерную заботу о нас, и поспешили удалиться. И у выхода столкнулись с Сенечкой Гореловым. Его глазки возбужденно блестели. Веснушки стали еще ярче. И он радостно размахивал газетой.
— Читали?
Мы отрицательно кивнули.
Он сунул нам газету. И крепко пожав руку. С чувством заявил.
— Молодцы! Вы прекрасно распутали это дело! Это преступление действительно станет преступлением года! Жаль, что вы уезжаете, давно я не встречался с такими классными ребятами.
Мы тут же заверили Сенечку, что он не менее классный, и у него будет еще возможность с нами пообщаться.
На улице мы пробежали глазами по строчкам. Пожалуй, Модест Демьянович не солгал, утверждая, что Сенечка блестящий литератор. Статья была написана действительно талантливо, без лишнего пафоса, но пронизанная тонким психологизмом и умеренной эмоциональностью. И все же это не помешала мне со злостью скомкать газету и выбросить в мусорку.
Вано недоуменно на меня посмотрел.
— «Никакой талант не способен оправдать преступление. Талант служит всему человечеству. Но это не значит, что он имеет право распоряжаться жизнью одного человека», — процитировал я Сенечку.
— Ты что, с этим не согласен? — усмехнулся Вано.
— Слишком умно и запутанно. И такое ощущение, что он этим сказал то, что не хотел. А возможно, просто неверно высказал свою мысль, — я приостановился и слегка дернул Вано за рукав. — Слушай, дружище, может быть, ты мне точнее сформулируешь, зачем мы здесь остались? Неужели единственная причина — это Угрюмый. Но ты ведь не меньше моего знаешь, что все улики против Заманского. Вот и газета уже подтвердила: ему не отмыться.
— Я думал, что ты понимаешь, Никита, — нахмурился Вано.
Я кивнул.
— Значит все-таки не всегда факты способны возобладать над интуицией. Даже у такого толстокожего парня, как ты.
— У этого толстокожего парня, между
— Но если бы не признание Угрюмого, никакая кошка не помешала нам отсюда смыться, а, Вано?
— Как знать… К тому же главное — результат. Мы же остались. Слишком уж гладко выстроились улики против Заманского. Такое ощущение, что к ним очень осторожно, ненавязчиво, но очень целенаправленно нас подводили. Подталкивали. И мы клюнули, как полные идиоты. Потому что для нас — что было главным?
Вано хотел сам ответить на свой риторический вопрос. Но это сделал за него я.
— Для нас было главным — поскорее отправиться на законный отдых.
— Вот именно. К тому же успокоили свою совесть тем, что доказали невиновность Угрюмого. А с Заманским что-то упустили. Не думаю, что он такой идиот, чтобы оставить второй шнурок в своем номере. Так убийца не поступает. Даже если он тысячу раз рассеянный гений.
— Если это не Угрюмый и не Заманский, тогда кто же? — я вопросительно взглянул на Вано.
Он глубоко затянулся сигаретой и посмотрел мимо меня, куда-то вдаль. Там, на горизонте солнечные лучи слету пронзали бирюзовую морскую поверхность и уже было непонятно, где заканчивается море и начинается небо.
— Красиво, — задумчиво произнес я. — Однако кто же все-таки это мог быть?
— Это тот, кто более всего был заинтересован в смерти адвоката. Тот, кто ненавидел Заманского и попытался его подставить. Знаешь, в виновности профессора меня окончательно заставило усомниться признание Угрюмого. Даже если допустить, что он бестолковый романтик или идеалист, пекущейся обо всем человечестве. Он все равно не взял бы вину на себя по второму разу. Нет, этого просто не может быть. Он что-то видел. И он точно знал, что Заманский не убийца.
— Или у него были более веские причины, чтобы взять вину на себя.
— Я это тоже допускаю. Только какие? Допустим, он болен раком… Не думаю, чтобы он так пекся о собственной шкуре, мечтая избавиться от этой болезни с помощью профессора. Для чего? Чтобы здоровеньким взойти на эшафот?
— Пожалуй, более точные ответы могут дать только Угрюмый и Заманский. Только если первый молчит, но сидит поблизости, то где же черти носят последнего?
— Это нужно спросить у чертей, — Вано хлопнул меня по плечу. — Или у одного чертика, который спрятал профессора. Вот его поисками и следует, наверное, заняться. Для этого придется напрячь всю свою склеротическую память.
Напрягать память мы решили в гостинице. К тому же там нас должна была ожидать Белка. И мы туда незамедлительно отправились. Впрочем и в желудках у нас уже давно ворчал голод. И успокоить его могла только стряпня Ли-Ли.
Так оно и получилось. Мы подоспели к самому обеду. Ки-Ки уже восседал за столом, а возле него суетилась пухленькая хозяюшка Ли-Ли. Они дружелюбно поприветствовали нас. И Ли-Ли выразила крайнее сожаление, что мы так и не отправились на Лазурный берег. Где действительно смогли бы хорошенько отдохнуть.