Город призраков
Шрифт:
Потом полуволк сделал шаг вперед и внезапно согнулся, словно его ударили в живот, выдавив при этом невнятный утробный звук. Приходских и Мельников поспешно отошли. Влад нервно притоптывал ногой. Волки замолкли.
В наступившей тишине полуволк звучно вздохнул и вскинул лицо к луне. Вернее, два лица. Волчья морда была полна дикой необузданной силы, человеческое лицо — напротив, слабо и запугано. Выглядело это так странно, что даже Трифонов поспешил отступить на пару шагов.
Гротескная фигура изогнулась, резко качнула головой, как это
Мартиков снова дернулся и снова качнул головой, при этом чуть не упав. Человеческое лицо исказилось от боли, сжало зубы. А волчья морда выдалась вперед, стала видна толстая, покрытая шерстью шея. Нос зверя напряженно принюхивался. Впереди были сородичи — такие же серые и мохнатые, как и он, полюбившие свободу. Зверь дернулся и еще сантиметров на двадцать вышел из дергающейся своей жертвы. Тут Мартиков заорал и скрюченными пальцами попытался запихать звериную морду обратно, но пальцы его прошли насквозь, не встретив никакого сопротивления.
— Помогите! — глухо сказал полуволк и упал на колени.
Присутствующие переглянулись. Зверь дергался и извивался, но, судя по всему, он застрял, выйдя наполовину из своего хозяина. Мартиков глухо стонал и раскачивался из стороны в сторону. Выглядело это настолько неприятно, что Саня Белоспицын закрыл лицо руками.
Это была пародия на рождение, болезненный выход звериной сущности. И, судя по всему, проходил он совсем не гладко. Полуволк стонал и выл, стоя на коленях посреди своего круга, а люди вокруг замерли от страха, не зная, что предпринять.
— Больно! — звонко выкрикнул Мартиков, и мохнатая волчья морда, вырастающая у него из плечей, тошнотворно качнулась.
Белоспицын почувствовал, что близок к обмороку. Трифонов тоже не выдержал и отвернулся.
Зверь снова рванулся и вышел еще на пять сантиметров, вызвав очередные муки Мартикова. Волчьи клыки влажно блестели. И снова застрял.
— Я так не могу! — внятно вымолвил полуволк. — Я так не могу долго, я... — изо рта человеческой головы потекла кровь, красные капли срывались и с кончиков пальцев.
— Да он же помирает! — крикнул Степан, но ему никто не ответил. Все боролись с желанием бежать прочь.
Волчица заскулила призывно. Она смотрела прямо на зверя, уже без страха. Оранжевые злые глаза нашарили ее взгляд, зеленоватый и бессмысленный, и животное рванулись сильнее, еще сильнее, на свет явились мощные лапы с загнутыми агатовыми когтями. Мартиков болезненно орал, кровь капала на холодную землю площадки. Последовал еще рывок — и тело Павла Константиновича рухнуло на землю лицом вниз, щедро разливая кровь. Белоспицын согнулся, и его вырвало. Остальные в шоке глядели на лежащее тело и серебристый мощный силуэт, что неторопливо шел к сети с волками. Это тоже был волк — очень большой, с длинной, замечательной, отдающей серебром шерстью. Он двигался мягко, чуть стелясь над землей. Вот только избитый асфальт был виден сквозь него — создание было полупрозрачным.
Зверь подошел к сетке, наклонился, мощные челюсти сомкнулись, раз, два, а потом из нее поднялась волчица. Грациозно выгнулась, разминая затекшие лапы. Поднялся и волк, сразу глянул в сторону людей и грозно оскалил клыки. Перекушенная сеть осталась лежать, как рваная паутина паука-неудачника.
Призрачный волк оглянулся на миг, блеснул желтым глазом, может — прощался? А потом неторопливо затрусил к загородке. Волки последовали за ним, как члены стаи за своим вожаком. Легкими высокими прыжками стая перемахнула через забор и скрылась из виду.
А в середине площадки с трудом поднимался совершенно незнакомый человек, вида весьма представительного, который не портили даже разодранные лохмотья одежды. Человек обернул свое измазанное кровью лицо и, широко улыбнувшись, сказал приятным, звучным голосом:
— Ну, что встали! Это я! Малец, ты гений! Вундеркинд! Я — снова я! Больше никаких волос и снов про кровь!!! Ради этого стоит жить!
— Ты правильно говорил, Никита, — сказал Владислав, — зверю действительно комфортнее находиться среди своих.
— Нет, это не зверю, — ответил Трифонов, вяло улыбаясь идущему к ним Мартикову. — Это ему. Им не повезло, они в нем ошиблись. Он оказался для них слишком добрый. И у них получился никудышный зверь.
— Ты опять говоришь загадками. Кто Они? Те, из «сааба»?
— И они тоже, — вздохнул Никита.
А Павел Константинович Мартиков, шагающий к своим собратьям по виду, впервые в жизни был полностью и безоговорочно счастлив, и старая, черно-белая жизнь сползала с него, как отслужившая свое ненужная шелуха.
— Я человек, — крикнул Мартиков в ночь, — и я живу!!!
А откуда-то издалека ему откликнулся волчий вой, напоминавший: у каждого свое счастье.
Так закончилась эпопея со звериным проклятьем, и сгинувшие без следа чародеи из «сааба» могли признать свое поражение: вместо того чтобы стать одержимым злобой чудовищем, Мартиков остался человеком, к тому же полностью изменившим взгляды на жизнь.
6
— Это здесь, — сказал Стрый.
— Ты уверен? — спросил Владислав, глядя на скособоченное приземистое здание крайне захудалого вида.
— Уверен. Оружие брали здесь.
Снежок сверху сыпал прямо новогодний. Нежный, таинственно посверкивающий, разливающий по округе смутное белое сияние и настраивающий на умиротворенно-радостный лад. Трупы на улицах не валялись, но знание об истинной судьбе почти всех жителей поселения действовало на нервы сильнее мертвых тел.
Был поздний вечер в конце сентября.
Закутанный в чужой длиннополый бушлат, Никита Трифонов стоял в отдалении и отвлеченно смотрел на падающие снежинки. Потом высунул язык и поймал одну, после чего светло, совсем по-детски улыбнулся.