Город призраков

Шваб Виктория

До тех пор, пока, наконец, не вспыхивает огонь.

А на сцене так много горючих материалов: лес, сооруженный из деревянных планок, марли и бумаги. Все это мгновенно воспламеняется и разрушает волшебство спектакля. Ученики-феи разбегаются, зрители в панике. Хоть я и знаю, что это только воспоминания, эхо того, что случилось давным-давно, но все равно ощущаю, что становится все жарче.

Схватив за руку, Джейкоб тащит меня подальше от бушующего огня.

Несмотря на ужас, мои пальцы продолжают направлять камеру и щелкать, чтобы поймать

в кадр хоть что-то. Мир вокруг заволокло дымом. Огонь, крики, ужас…

У меня начинает кружиться голова, как будто я надолго задержала дыхание. Я понимаю, что нахожусь здесь уже довольно долго, что пора удирать, но ноги меня не слушаются.

И тут я вижу того самого темноволосого мальчика. Он старается держаться ближе к полу, как всех нас учат в школе, но огонь распространяется стремительно, поглощая все на своем пути, взлетает вверх по занавесу. Бежать некуда, вся сцена охвачена языками огня, и мальчик опускается на пол и ползет по-пластунски, пока не добирается до люка.

– Не лезь туда! – кричу я, но он меня, конечно, не слышит. Не оборачивается. Поднимает дверцу и забирается внутрь, за миг до того, как большой кусок горящих декораций рушится сверху прямо на дверцу люка.

– Кэссиди, – зовет Джейкоб, но я не могу оторвать глаз от этого зрелища, хотя уже задыхаюсь от дыма.

Джейкоб трясет меня за плечи.

– Нужно идти, – командует он, но я все равно не трогаюсь с места, и тогда он с силой толкает меня вперед. Я чуть не падаю, задев деревянную скамейку. Когда я касаюсь пола, он уже холодный. Пожара нет, погасло и свечение у меня в груди. Рядом со мной на корточках сидит Джейкоб, снова призрачный. Увидев его, я без сил откидываюсь назад.

Иногда, понимаете ли, я застреваю.

Это как страна Неитинебудет в «Питере Пэне» – чем дольше потерянные мальчишки в ней находились, тем больше они забывали свою настоящую жизнь. Чем дольше я нахожусь по ту сторону Вуали, тем труднее вернуться.

Джейкоб скрещивает руки на груди.

– Ну, теперь ты довольна?

Довольна – не совсем подходящее слово. Постукивание все равно продолжается – оно никогда не стихает, – но, по крайней мере, теперь я знаю, что там по другую сторону. Так намного легче не обращать на него внимания.

– Прости, – я поднимаюсь на ноги, отряхиваю с джинсов невидимый пепел. Мне все еще мерещится запах гари и дыма.

– Двадцать первое правило дружбы, – наставительно говорит Джейкоб. – Не бросай друга за Вуалью.

Не успевает он договорить, звенит звонок.

Обеденный перерыв закончился.

Глава третья

Прежде чем продолжить рассказ, я должна вернуться назад.

Понимаете, есть три вещи, которые вы должны знать.

Первое: сколько себя помню, я всегда фотографировала.

Папа говорит, что мир постоянно меняется, каждый день, каждую секунду. В нем меняется все, а это значит, что вы прямо сейчас отличаетесь от того, каким были, когда начинали читать это предложение. С ума можно сойти, правда?

И наши воспоминания тоже изменяются. (Например, я могу поклясться, что плюшевый мишка, с которым я росла, был зеленого цвета, но родители уверяют, что он был оранжевым.) Но, когда вы делаете снимок, вещи застывают. Какими они были, такими и остаются, такими будут всегда.

Вот почему я люблю фотографировать.

Второе: у меня день рождения в конце марта, прямо там, где встречаются два времени года. Когда солнце уже теплое, но ветер еще холодный, а деревья начинают цвести, хотя земля еще не прогрелась. Мама любит говорить, что я родилась, стоя одной ногой в зиме, а другой – в весне. Потому-то я такая непоседливая, мне не сидится на месте, а еще (тоже по мнению мамы) из-за этого я постоянно влипаю в неприятности.

Третье: мы живем в пригороде, среди полей и холмов (и множества привидений), и деревьев, меняющих цвет, и рек, замерзающих на зиму, и великолепных пейзажей.

Кажется, что фотографии, время и место не связаны между собой, но все это важно, вот увидите. Как нити, из которых сплетена ткань.

Когда мне исполнилось одиннадцать лет, мама и папа подарили мне фотоаппарат, уже знакомый вам – старый, на фиолетовом ремне, со старомодной вспышкой и диафрагмой, которую надо крутить самому. Все ребята в нашей школе снимают на мобильники – но мне хотелось что-то солидное, настоящее. Я влюбилась в свою камеру с первого взгляда и сразу же поняла, куда хочу пойти и что сфотографировать.

Есть в нескольких милях от нашего дома такое место, расщелина между холмами, и вечером на закате солнце садится прямо туда, закатывается между двумя склонами, будто кто-то держит в ладонях мяч. Я там бывала десятки раз, и это всегда выглядело по-разному. Вот я и придумала – ездить туда целый год, ежедневно, чтобы поймать и снять на пленку каждый закат.

А начать решила прямо сразу.

Помните, я говорила, что день рождения у меня в марте? Так вот, в прошлом году это был первый теплый день – в смысле, теплый для того, чтобы кататься на велосипеде. Правда, воздух еще был холодным – мороз пощипывал, как говорит мама. Так что я повесила себе на шею фиолетовый ремень и наперегонки с солнцем отправилась на велике к тем холмам. Шины шуршали по полузамерзшей земле, по улицам, мимо футбольного поля и к мосту.

Мост. Неширокая полоса из металла и дерева, перекинутая над водой. Из тех мостов, по которым приходится ехать по очереди, потому что двум машинам там не разъехаться. Я была уже на середине, когда из-за поворота вылетел грузовик и понесся прямо на меня.

Я попыталась увернуться, водитель грузовик тоже вильнул в сторону так резко, что шины завизжали – а мой велик с такой силой врезался в перила, что выбил искры. С такой силой, что я вылетела из седла.

Через перила.

Я упала. Звучит нестрашно, правда? Как будто споткнулась, плюхнулась на землю, ободрала коленку. Но я летела вниз двадцать футов, прямо в воду, еще пару дней назад покрытую льдом. И когда я оказалась под водой, сила удара и холод вышибли у меня из легких весь воздух.