Город Птиц
Шрифт:
– Вижу, дела обстоят не очень.
Филипп почесал затылок:
– М-да… ну, как есть. В общем мы собрались для того, чтобы записать песню на эту пластинку, – мальчик кивнул на большой черный диск у себя в руках, – но столкнулись с некоторыми проблемами…
– Давайте говорить проще, – перебил Генри. – У кого-то – не будем показывать пальцем – руки растут не из того места.
– …Зато представляешь, Рэй, как круто будет, когда завтра мы включим граммофон и старики услышат музыку, не издаваемую человеком? Ты поможешь, приятель?
Рэй чуть не поморщился от такого панибратского
– Десять процентов от прибыли – тебе.
– От прибыли? Вы это на черный рынок собрались продавать? – нелегальных махинаций Рэй всегда опасался, так как отец утверждал, что его двоюродный дедушка сел за это в тюрьму.
Видя, что собеседник колебался, Врановский-младший запустил крючок:
– Ведь госпожа Эмилия любит музыку, верно? Представляешь, как она обрадуется такому подарку, дружище?
«Слишком дешевый трюк».
– Все любят музыку, – фыркнул Рэй, складывая на груди руки. – Ладно уж, помогу, чем смогу.
«Принц» расплылся в сладкой улыбке:
– Прекрасно! Помощь будущих родственником – такая прелесть!
Паулина закатила глаза, беззвучно смеясь, и полностью развернула тело в сторону Рэя. В черных глазах вспыхнула едва заметная заинтересованность.
Рэй закатил рукава и особой тщательность, словно вор, прикидывающий сумму дохода, осмотрел рабочее место, цепляясь взглядом за каждую видимую деталь.
Вот был граммофон с выкрученной под странным углом иглой. Блистающие новизной черные диски – грампластинки – были распакованы, лежали на столе (хозяева, видимо, не знали, что с ними делать). Шурупы, гайки, винтики, отвертки и даже пара огромных кривых гвоздей, были высыпаны в одну кучу на стол.
И, конечно, полное отсутствие инструкции (действительно, кому она нужна?).
– Так… – протянул Рэй. – И откуда у вас все это?
– Граммофон был моим подарком на день рождения, – торопливо пояснил Фил. – Мне подарил его дядя, но мой отец сказал, что фигня все, типа и так эти песни слышал.
– Ясно… А откуда возьмется звук, который будем записывать? Ты споешь?
– Паулина споет. Генри сыграет.
Рэй слегка кивнул, берет блестящую гайку и кладет на другую, а потом еще и еще, выстраивая башенку.
– Думаю, это все не понадобится.
Парень подошел к граммофону и увидел, что сломан он явно с чьей-то помощью.
– Твоих рук дело? – строго спросил он у младшего Врановского, не отрывая взгляда от бедного граммофона и даже чувствуя какую-то личную обиду: такую красивую работу, можно сказать произведение искусства, испортил какой-то богатенький малец.
– Только прикоснулся, – невинно ответил мальчик.
– Угу… – пробормотал Рэй, с силой выкручивая держатель иглы в нужную сторону. Каким-то образом Филу удалось даже повернуть раструб немного влево, и до этого момента Рэй даже не подозревал, что это возможно.
Еще несколько сильных, но аккуратных движений рук юноши, и граммофон стал таким, каким и должен быть. Рэй отошел чуть-чуть назад, любуясь на свою работу в полном удовлетворении.
– Вижу, пора тряхнуть стариной. Надеюсь, я еще не разучился играть, – сказал Генри и сел за белый рояль, разминая шею, пальцы и спину. Рэю показалось, что хруст его позвонков слышен даже за пределами комнаты. – И я, конечно, ни на что не намекаю, но кажется кому-то пора распеваться.
– О, чудесно. Без тебя бы не догадалась. Где эти несчастные ноты?
Так как до этого девушка молчала, сейчас Рэй не мог не отметить, насколько у нее был чистый и звонкий голос, чуть-чуть низкий, контрастирующий с детской внешностью, но нежный и переливчатый. Также возраста добавлял грубоватый акцент, очень похожий на тот, что был у Генри. В это время Паулина с Генри тихо обсуждали нотную партитуру и Генри для пробы взял несколько аккордов, на бумаге исправляя что-то карандашом.
– Вы что, сами песню придумали? – из любопытства спросил Рэй.
– Ну да, – ответил Генри, почесывая карандашом затылок. – А иначе старик скажет, что он это уже слышал, верно?
– Верно, – ответил Врановский-младший, видимо радуясь, что разговор наконец-то снова сошелся на нем. – Но мы также запишем и кое-что из классики. Отрывок из “Города Птиц”, тот, что самый известный.
– Отлично, – пробормотал Рэй, ярый ненавистник этой оперы. – Можно спросить, Фил?
– Да?
– Чего ради ты пытался вывернуть кишки бедному устройству?
– Просто я слышал, что чтобы записать музыку, нужно поставить пластику и просто повернуть иглу наоборот, – пожал плечами мальчик. – Ну что, Рэй, дружище, как мы будем записывать?
– Думаю, для записи нужно собрать рекордер, – тихо сказал Рэй скорее самому себе, чем кому-либо в этой комнате, тем более что слушал его только Филипп: Генри и Паулина увлеченно обсуждали песню. – Нужно взять вертушку, на столик положить чистую пластинку, установить над ней аппарат, поставить иглу на место и резать дорожки.
– Звучит здорово. И просто.
– А чтобы сделать аппарат, нужен механизм для резки, алмазный резак, микроскоп с 40-кратным увеличением, лампы, несколько кабелей и адаптеров, пустая пластинка… – Рэй еще некоторое время перечислял предметы, о которых читал в книгах и о которых рассказывал ему учитель, с каждой секундой все больше осознавая, что ничего из этой затеи не выйдет, так как даже он не совсем понимал, что скрывается за некоторыми умными словами. – А специального рекордера не прилагалось? Просто вдруг мы зря заморачиваемся и на самом деле у тебя случайно где-нибудь завалялась такая штука, с помощью которой нормальные люди записывают?
– Э-э-э… Завалялся специальный что?
– Понятно… Кажется, это будет сложно.
***
До поздней ночи Рэй возился с рекордером, про себя проклиная все на свете, в то время как Генри с Паулиной уже давно болтали на какие-то отвлеченные темы, а Филипп стоял прямо у парня над душой и с детским восторгом наблюдал за работой. Рэя немного напрягало поведение мальчика, слишком уж он не был похож на своего отца, знаменитого “Палача”. Складывалось ощущение, что мальчишку впервые выпустили на волю спустя много лет, и теперь он пытался попробовать все и сразу. Особенно все, что запрещено.