Город смерти
Шрифт:
С годами власть виллаков крепла, и характер города начал меняться. Из мирного, тихого, светлого обиталища ученых он превратился в крепость, в твердыню, воздвигнутую для того, чтобы отразить любого врага.
Шло время. Слепые жрецы так и не вернули себе былого контроля над городом. Слишком много новых людей сюда притекало, слишком много новых заморских веяний, новых языков и богов, идей, машин и денег. Жрецам удавалось управлять городом, но не так решительно, как бы им хотелось — очень уж много было неподвластных им факторов. Они не сдавались, приспосабливались,
Прошло еще некоторое время, и город стал самым настоящим мегаполисом. На моих глазах формировался его современный облик: засияли электрические фонари, появились автомобили и кинотеатры, укоротились юбки. Началась и кончилась война. Разгорелась еще одна. И, пока мир пытался совладать с новыми, еще невиданными ужасами, виллаки размышляли о своем месте в системе мироздания.
Я присутствовал при том, как они собрались и начали обсуждать положение вещей. Они чувствовали: вселенная уже не та. Люди всегда были гнусным, склонным к разрушению племенем, но теперь появилась новая порода, которая, как видели виллаки, еще ужаснее. Заглянув в будущее, жрецы увидели впереди хаос и резню, перед которыми окажутся бессильны, если не изменятся сами. Требовалось подогнать стратегию под новые правила игры. Если будущее — это хаос, — решили виллаки, — противодействовать ему также надо силами хаоса.
И тогда, вновь закинув сеть, они изловили беспризорного мальчишку, злобное, звероподобное, отсталое существо, которое даже не умело говорить. Хотя он всячески упирался, они затащили его в свое обиталище и совершили полный ритуал, наделив его силой Ватаны. А затем, вместо того чтобы обучить его, как они обучали других — сообщить ему, в чем состоит его дар, как им пользоваться, как его контролировать, — мальчика без всяких объяснений вернули назад на улицы города и бросили на волю судьбы.
Виллаки начали ждать. Они знали: придет день, когда мальчик увидит сон, пустит свой дар в ход и начнет их разыскивать. Когда этот день настанет, они будут наготове и завершат ритуал рождения — но и только. Пусть решает сам. Пусть создает кого хочет. Они никогда не скажут ему, кто он такой и какой цели служит. Таким образом они надеялись воспитать себе слугу, который будет соответствовать по духу своей грязной эпохе, человека, который возьмет город в ежовые рукавицы и обеспечит его процветание в суровые и непредсказуемые новые времена.
На том видение и окончилось. Напоследок я увидел, как мальчик пробирается по темным зловещим проулкам города, который ему суждено завоевать. Выглядел он ужасно: оборвыш с длинными нечесаными волосами, грязным лицом, вечно оскаленными зубами. Слов у него в голове было мало, но ощущения он знал, а они говорили ему, что он голоден и должен подкрепиться. И потому, уже забыв про странных слепцов и их пение, мальчик брел по городу — единственному известному ему миру — и искал, чем бы поживиться.
Осознав,
— Что это было? — спрашивал Кардинал.
— Они… Там… Я надолго вырубился?
— На несколько секунд. Они ухватили вас за плечи и что-то забормотали. Вы застыли столбом; я стал вас дергать, но вы словно бы и не замечали. А потом… Ну ладно. Так что это было? Они таких номеров ни разу еще не отмачивали.
— Я хочу выйти, — пробурчал я.
Он молча направился к двери. Поднявшись по недлинному лестничному маршу, мы оказались в пустынном подвале «Парти-Централь».
— Ну? — спросил он. — Теперь можете сказать?
Я уставился на Кардинала, гадая, действительно ли оц так мало знает или только прикидывается. Если верить видению, он и в самом деле полный невежда. Интересно, как он среагирует, узнав, что он — лишь орудие, что он сам — марионетка в руках слепых жрецов-виллаков, всего лишь их очередной слуга, призванный сохранить их власть над городом. Я решил не испытывать судьбу. Если он всю жизнь прожил в неведении, пусть и дальше так остается.
— Я увидел… да ничего я не увидел, — заявил я. — Только огни. Множество огней. И по телу словно бы электрический ток пробежал, не очень сильный. Наверно, они меня проверяли — ощущение было именно такое.
— Хм-м. — Сощурившись, Кардинал почесал подбородок. По-видимому, он мне не поверил, но расспрашивать не стал. По-моему, в глубине души он опасался узнать лишнее.
— Ну что, — спросил он, — теперь-то вы мне верите? Они доказали, что я не вру — или вам мало?
— Они доказали.
— Вы мне верите?
— Да. — Тут я замялся. — Но я по-прежнему хочу узнать, какова моя роль. О себе вы наговорили с три короба, а обо мне — как-то маловато. Зачем вы меня создали? Почему мои ссадины так быстро заживают? Почему…
— Терпение, мистер Райми, — оборвал он меня. — Рассказ продолжится в назначенный час. Ну что ж, поедем наверх?
Мы вернулись к лифту. Кабина понеслась вверх. Мы оба молчали. Миновали пятнадцатый этаж, не остановившись. Я с беспокойством покосился на кнопки. Кардинал тем временем замурлыкал под нос какую-то тоскливую мелодию. Перехватив мой взгляд, он пояснил:
— Что-то мне свежего воздуха захотелось.
Лифт привез нас на самый верхний этаж небоскреба. Кардинал опять вышел первым. Мы вновь ступили на лестницу — эта вела наверх — и спустя пару минут уже стояли на крыше «Парти-Централь», созерцая раскинувшийся внизу город.
Здесь, у самых облаков, дул холодный свистящий ветер. Подойдя к самому краю неогороженного карниза, я глянул вниз. Глубокая пропасть, а на дне — пустота. Кардинал, подкравшись, хлопнул меня по спине — я чуть не свалился вниз. Он с хохотом отбежал прежде, чем я успел дать ему сдачи.