Город Утренней Зари
Шрифт:
– Я так на тебя похож, – Сын смотрел на Отца, как в зеркало.
Волна гнева прокатилась по залу. Отец схватил сына за шею и приблизил к себе.
– Мой сын… сын Мой, раз и навсегда, ты и Я едины: кто видел тебя, видел и Меня, – какие-то внутренние спазмы на мгновение обезобразили прекрасное лицо Отца. – Я отдал тебе всё, что имел Сам, и это было для Меня невыносимо тяжело.
– Почему? – несмотря ни на что, Сын не мог оторвать глаз от Отца.
– Потому что я не могу вынести ещё одно совершенное существо рядом с собой, – Отец отпустил Сына.
Сын тяжело дышал. Эта встреча с Отцом оказалась тяжелее обычного.
– У тебя были дети до меня? – спросил Он.
– Я думал, что да, но все они сошли с ума, не способные
Отец взял руку Сына и снова посмотрел в Его глаза, ища в них сходство с Собой.
– Советники забеспокоились – скоро им наскучит наш свет. Потом наскучит и остальным, – слова Отца застыли в воздухе.
– После моего восхождения Ты сможешь вновь насытить их! – воодушевленно заметил Сын.
На мгновение воздух в зале задрожал, как над раскаленным летним солнцем асфальтом, но тут же вернулся в спокойствие живительного оазиса.
– Или это уже не будет иметь значения? – Сын ничего не замечал, кроме лица Отца.
– Никогда не имело значения, – Его бархатный голос смягчил резкость ответа. – Тебе пора!
Сыну не важны были слова, но только голос, который своей сладостью заполнял его сердце.
Через полчаса Он уже парил над Нью-гранд авеню. Внизу, в гордом одиночестве, немного впереди шла высокая стройная женщина: короткие, выгоревшие на солнце пустыни волосы хаотично и одновременно завораживающе торчали в разные стороны; белая, подобная тибетскому снегу кожа, в отличие от волос, избежала вмешательства солнечных лучей, как будто те побаивались касаться её; белый брючный костюм с черной рубашкой; золотая цепь со знаком Сына – шестиконечное сияние, заключённое в окружность; стилизованная, а может, и настоящая, шкура молодой львицы на плечах и посох – обычный деревянный посох. Она была самой красивой женщиной этого маленького, сжатого до одного города погибающего мира. Но сейчас, когда внешнее совершенство стало обыденностью, по крайней мере, для жителей верхних частей города Утренней Зари, этот статус значил больше, чем когда-либо в истории человечества.
Пророк смотрела своими яркими, янтарными, полными невероятной силы глазами на людей, которые, в свою очередь, с незамутнённой и чистой радостью взирали на Сына. Она много сил употребила на то, чтобы это стало возможным. Когда-то и ей нравилось почитание людей, но чем стремительней становился этот поток восторга толпы, тем быстрее он надоедал и становился удушающе тошнотворным. Она находила утешение в чудотворениях. Да, чудеса получались грандиозными и ошеломляющими, их эйфория позволяла ей убежать от разрастающейся пустоты внутри себя. Сын мог бы помочь ей в этом, но Он всё меньше общался с ней, и даже она уже не совсем чувствовала Его желания, но сегодня, в Его покоях Он выразился предельно ясно. Пророк взглянула на Сына: новое чудо, которое нужно совершить в Нижнем городе, требует медитативной подготовки – придётся собрать все свои силы. Этот вызов заставлял остатки жизни струиться по венам. Она уже предвкушала процесс сдвига стихий, духовно-нравственный результат которого её не интересовал. Пророк не раз говорила Сыну, что в Нижнем городе веры нет, они почти как изгои, хотя и не столь агрессивны, но Ему, если это возможно, нужно почитание каждого. В любом случае, их наконец-то настигнет чудо-Рубикон, после которого у них не останется выбора. Пророк так сильно хотела, чтобы они отказались, и тогда у неё появится причина насладиться их страхом.
Сын смотрел вдаль, где уже все ожидали Его, только услышав об Его появлении в Среднем городе. Оно переполняло Его – самое глубинное человеческое чувство, перед которым меркнет всё остальное, но эта бездна требует постоянной пищи.
– Вся эта слава и вся эта любовь – Твоя, – обратился к Отцу Сын с выученным уроком.
Глава 4
Кристиан Мэйн кидал мячик в стену, рассматривая плакаты девушек мадам Питерсон, которые заботливо были развешены по комнате в надежде поднять тестостерон перед выполнением заказа. Но Кристиан уже давно подсел на посещение женщин из Среднего города, благо финансы теперь это позволяли. Теперь ему было недостаточно внешней, как ему сказали, «грубой красоты», и он незаметно для себя проникся этой идеей, хотя красота девушек у мадам Питерсон никогда не была вульгарной. В Среднем городе он мог просто получать, как говорили в древности, эстетическое удовольствие без примеси похоти. Как ни странно, но Кристиану это понравилось. Когда он возвращался назад, вниз – это было сродни какому-то дурному похмелью. Поэтому он надеялся, что когда-нибудь за заслуги перед городом им с Джоном позволят перебраться наверх. Может быть, сегодняшний заказ перевесит чашу весов благосклонности комиссии или какого-нибудь заслуженного гражданина, и его мечта осуществится. А малость в виде признания Сына Богом Кристиана особо не волновала – не в первый раз кто-то хочет вселенского почитания, но в первый раз, вроде бы, заслуженно.
Ему уже давно надоело кидать мячик, но каждый раз белоснежный бейсбольный мяч идеально возвращался в его черную руку. Его друг и напарник, с которым они испепелили не одну сотню мерзавцев, задерживался, или как говорил сам Джон Айрон, «перепроверял снаряжение». Кристиан уже давно заметил за собой, что перестал бояться смерти во время выполнения заказа. Это было опасно, но он ничего не мог с собой поделать. Молоток не боится гвоздей, которые должен забить. Стук-стук. Мяч успокаивал, но кинуть его в Джона хотелось всё сильнее.
Дверь открылась и сначала в комнату залетели две сумки, а потом уже в черном френче пожаловал и сам легендарный Джон Айрон.
– Белоснежка, как дела? – Кристиан кинул мяч в друга.
– У меня золотые волосы, болван, – Джон поймал мяч и, подбросив его пару раз, вернул обратно.
– Не боишься заляпаться? – заметил Кристиан белоснежную рубашку под бронежилетом своего друга.
– Нет, а ты заляпать свою совесть? – ответил Джон.
– Моя совесть в вашей шкатулке с долговыми расписками, хозяин, – засмеялся Кристиан.
– Отлично, твоя бодрость очень кстати, – Джон стал быстро распаковывать сумки. – Я взял то, что ты просил: лук, стрелы и прочее оружие твоих предков.
Кристиан оставил этот постоянный поток сарказма без внимания и, в один прыжок очутившись у сумки, достал долгожданный пистолет-пулемет «Хэллган-313». Втянув широкими ноздрями запах оружейной смазки, он обрадовался, как ребенок рождественской игрушке. И так же как ребёнок заглянул посмотреть на подарочки других.
– Ого, вот это милаха! – Кристиан схватился за револьвер, который Джон выложил из сумки на стол, и стал наводить его на всё подряд.
– Да, русские не только с медведями обниматься могли, – Джон забрал обратно револьвер РШ-33. – Модель РШ…
– РАША? – переспросил Кристиан.
– РШ-33, – медленно повторил Джон. – Эта модель идеальна даже для меня – мои рецепторы в восторге от рукоятки и баланса.
– Русские? Хм. Что-то я слышал о них, – Кристиан напряг свою память, так что скрип мозгов был слышен и на улице. – Вроде же, Алекс с Клэш-стрит наполовину русский?
– Но самогон хлещет, как будто русский на все 100 процентов, – Джон положил револьвер в наплечную кобуру. – Чистых русских больше нет, они исчезли.
– А какая разница? Сам знаешь, что нации больше не имеют значения, только, мать его, поступки – прицепился Кристиан к словам друга.
– Ага, сам знаешь, что я имею в виду, – недовольно повторил Джон.
– Ой-ой-ой, подумаешь, не дали ему в Верхнем городе, – Кристиан нарочито подмигнул, что при его пластичной мимике выглядело ещё более задорно, а значит, к этой теме он собирался возвращаться много раз.
Джон выпрямился и ещё раз осмотрел снаряжение, а из-за его спины Кристиан тоже с умным видом, явно передразнивая друга, смотрел на оружие.