Город в конце времён
Шрифт:
Джебрасси почти не задавал вопросов на территории верхних урбании и уровней первого биона; он шел по извилистым, синусоидальным путям, дорожкам и каналам, образующим трехмерную, всепроницающую паутину городских улиц. Эту паутину прорезали сложные поверхности, испещренные, сферами или выпуклостями, которые медленно дрейфовали подобно лодкам в вязком море, хотя многие из них опрокинулись на бок или перевернулись вверх ногами. Джебрасси недоуменно насупился: то, что некогда являлось цитаделью сверхъестественной мощи и дерзости, ныне стало жертвой экстраординарной
Вторжения пробили себе путь ко всем уровням Кальпы. Дороги и каналы смело с глаз долой или на мили завалило обломками кварталов, которые превратились в мусорное крошево с торчавшими наружу огрызками несущих конструкций.
Они спустились ниже эйдолонских уровней, направляясь к руинам крешей.
— Не понимаю, — выдавил из себя Джебрасси.
— Добро пожаловать, юноша, во все потерянные миры, как высокие, так и низкие, — пробормотал Гентун. — Признаться, здесь, внизу, мне привычнее.
Они шли по вотчине Формовщицы: повсюду мерзость запустения — барьеры снесены, машины свалены в закопченные груды оплавленного шлака, хотя, к счастью, не имелось никаких свидетельств о гибели самых маленьких питомцев. После наиболее разрушительных ударов многорукая Формовщица предприняла попытку навести хоть какой-то порядок. Впрочем, креш-ясли превратились в ничто, и умбрам больше никогда не доведется доставлять глазастых младенцев на Ярусы, где бы их пестовали и взращивали в древних традициях.
Гентун и Джебрасси приблизились к Формовщице, и та мельком погладила юношу по плечу длинным теплым пальцем. Джебрасси отпрянул от неожиданности, и тут же устыдился своего поведения. С другой стороны, он сам почувствовал, как новое знание наполнило его изнутри, как богатая и тонизирующая пища. Вслед за этим ощущением по всему телу холодной, всепроницающей смазкой расплылось понимание. Ему понравилось это новое чувство — хотя оно открывало глаза на то, как плохи дела, да и несло неприятное осознание глубины своего бывшего невежества.
Он чувствовал себя маленьким, но вовсе не ничтожным. О, как много нового он расскажет Тиадбе при встрече! В том, что это обязательно произойдет, Джебрасси был абсолютно уверен, несмотря на присутствие угрюмого Высокана — кстати, это странно. Он бы, пожалуй, предпочел отправиться в одиночку.
Представитель древнего племени и Высокан — так называемый Ремонтник — могут ли они действовать как равные? Джебрасси был не прочь попытаться. Лишь бы Хранитель поспел за ним, когда они окажутся в Хаосе.
Гентун закончил давать последние указания Формовщице — пользуясь словами, которые Джебрасси не понимал, хотя и подозревал, что они были не то что бы запредельными для понимания, а попросту крайне специализированными.
— Последнее поколение, — произнес Гентун, когда они покинули креши. — Печально сознавать. Впрочем, с этим давно покончено.
— Почему? — спросил Джебрасси. — Разве древнее племя не стоило создания?
Гентун удивленно, но с уважением взглянул на юношу. Не исключено, что Библиотекарь либерально подошел к ознакомлению с информацией, или, по крайней мере, полностью удовлетворил квоту этого питомца по части изощренного понимания. Либо так, либо они недооценивали способности своих творений — подобно тому, как Эйдолоны снисходительно относились к способностям Ремонтников.
Худшая часть прелюдии к путешествию поджидала их при проходе сквозь Ярусы. Хранитель поделился с Джебрасси своим талантом быть невидимкой.
Выжили немногие питомцы. Они потерянно бродили по дымящимся руинам, всхлипывая при виде разрушенных жилых блоков, лугов и пажитей, хотя и пытались навести порядок, вернуть былой уклад жизни — но было совершенно очевидно, что это невозможно.
Если Джебрасси весьма поверхностно осознавал степень разрушения, постигшего верхние урбании, то здесь он получил жесточайший удар. Предвкушение опасностей и приключений окуталось черным саваном скорби.
С самого начала он понимал, что возвращения домой не предвиделось, — но сейчас начинало доходить, что возвращаться-то даже теоретически некуда.
— Мне очень грустно, — сказал он Гентуну, пока они на тайном лифте спускались к сливным каналам. — Почему грусть освобождает?
В мерцающем свете частично обрушенного неботолка путь по почерневшим каналам мимо внешних оконечностей трех островов, казалось, почти не занял времени. Однако долгий переход к лагерю, где некогда обучались и снаряжались путепроходцы, предоставил Джебрасси слишком много времени на размышления — его уверенность несколько поблекла, но тут, к счастью, они добрались до палаток и хижин, среди которых, в песке и пыли, было вытоптано множество следов.
Джебрасси присел на корточки. Кто-то стоял на коленях в этом самом месте. Юноша принюхался.
— Она была здесь, — заявил он.
— Я и не сомневаюсь, — пожал плечами Гентун.
— Еще далеко?
— Мы прошли тридцать миль. До внутренних генераторов — сорок, затем выход из Кальпы в зону Средиземья. После этого точных дистанций до какой-либо точки не существует. Здесь у нас последний шанс приписывать расстоянию смысл.
Джебрасси поразмыслил.
— Что случится, если Кальпа падет — передвижение окажется бессмысленным в любом направлении? И что если мы не сможем измерить, сколько…
— Сейчас не надо беспокоиться об этом, — прервал его Гентун. — Пока есть возможность, следует скорбеть по погибшим сородичам и предаваться воспоминаниям.
Гентун присел возле юноши, печального и гордого одновременно. «Как отец семейства», — сказал он себе.
Через некоторое время Хранитель отвел Джебрасси к серебристому куполу и показал последние три пары доспехов. Рассчитывать на советы Патуна-инструктора не приходилось, но они справились самостоятельно.
Джебрасси выбрал голубой скафандр и надел его без посторонней помощи. Похоже, юноша был создан для подобных действий. Гентун поделился с ним этим наблюдением, и молодой воин пожал плечами.