Город в конце времён
Шрифт:
— Давай не тяни, читай хоть что-нибудь, — простонал Нико, закрыл глаза и откинулся на темный грунт в пределах защитного пузыря генератора.
Тиадба раскрыла книгу.
Мы нашли себе корабль, «Неистовый», среди реликтов великих космофлотов, размещенных в двенадцати городах. Уверяли, что это был самый быстроходный из всех транспортов, быстрее подпространственных порталов среднего Триллениума, однако в обветшавшем состоянии. Этим звездолетом не пользовались добрую сотню тысяч лет.
В эпоху Отступления эти корабли доставляли беженцев на Землю и ее планеты-побратимы, а также на паутинные плоскости, спиральные ленты и оболочки, размещенные вокруг заново растормошенного солнца. Они перевозили тех, кому удалось выбраться из-под наваливающейся пустыни Хаоса — жалкие остатки нашей некогда вселенской славы.
Юность я провел среди кланов Ремонтников, обслуживавших такие корабли, а позднее и среди тех, кто занимался космопорталами. Я научился обращаться с любым кораблем, пусть и устаревшим — хотя это знание оказалось бесполезным хламом, когда Хаос изменил тонкую анатомию космоса — те пути, по которым летали путешественники.
Свою команду я подбирал из юных и мятежных Ремонтников и Формовщиц, безжалостными испытаниями отсеивая тысячи и тысячи добровольцев.
В итоге я остановился на двадцати пяти, которым предстояло стать философами-авантюристами.
Вся прошлая наука должна была претерпеть адаптацию — или оказаться отвергнутой, — чтобы стороной обойти извращения Тифона. Почти все гипердетические, коммуникационные и транспортные маршруты были заблокированы. Суперлюминозия, трансфатумная реконструкция, колодцы темной материи — эти и прочие технологические достижения, разработанные на протяжении сотен триллионов лет, больше не действовали в космосе. Оставалось лишь уповать на апробированный временем движитель непосредственного пространственного перемещения — бозонный флексуратор, если верить молве, шенянского происхождения.
Мы переоборудовали «Неистового». Сам по себе этот метод налагает чрезвычайное бремя на каждого члена команды, ибо в пункт назначения прибываешь вовсе не тем, чем был раньше, — и не важно, из какой материи ты создан. Фатумы завиваются стружками, линии жизни перепутываются — на какое-то время команда становится кораблем, а затем и самим процессом движения — так что потом трудно вернуть себе прежнюю ипостась.
Нам предстояло тесно сплотиться новыми, непредсказуемыми способами. Мы пошли на это сознательно. Так будет лучше — с этим согласились даже самые заядлые, самые настойчивые спорщики в экипаже, — чем превращаться в ноотиков.
Настал день, когда мы покинули гавани Земли.
Не сыскать тех, кто не слыхал о нашем странствии сквозь миры Спектралей — существ, которые первыми научились подпитывать, пестовать и скрещивать галактики.
Поработив остатки расы Спектралей, Тифон «изучил» их — если здесь годится это слово, — а затем переплавил в стеклоподобные сгустки и залил вязкой, неподатливой бозонной глазурью, что расплылась на миллионы световых лет и медленно растворялась по краям вдоль вогнутой мембраны Хаоса — жуткая кончина бывших властителей космоса, которым Триллениум обязан своим существованием.
Куда менее знакомыми и объяснимыми, даже для нас, непосредственных свидетелей, были энигмахроны, в которых пятимерные фатумы лежали распластанными, напоминая ковер из тонких косточек, раздавленных гниющей плотью пространственно-временного континуума. Даже «Неистовый», при всей своей мощи, был захвачен вихрящимся штормом мертвого будущего; корабль то и дело проваливался в омуты отчаянья и бесконечного повторения, из-за которых у нас на глазах за краткие часы истаяла жизнь четверых наших товарищей — они превратились в немощных стариков, и за ними пришла благословенная смерть, — но их имена оказались позабыты, и мы не смогли оживить их, несмотря на отчаянные попытки воспользоваться знаниями, собранными в памяти корабля, — фатумы путешественников стерлись напрочь, до самой Земли.
Шеняне восприняли свою судьбу со стоическим спокойствием, от которого нас бросало в бешенство. Впрочем, нас тепло встретили в царстве шестидесяти зеленых солнц — мы сбросили с себя мерзостную шелуху Хаоса и заново родились в освежающих муках. В глуби непритязательных каменных залов Последней Школы мы встретили Полибибла — ничем не примечательную фигурку, необычно низкорослую даже по меркам его соплеменников: расы Дев.
Среди шенян за ним закрепилось прозвище «Любопытство-во-Плоти».
Всем своим поведением и историей наши хозяева олицетворяли очистительное, благородное смирение, отказ от исправления ошибок; ежедневно они упрямо следовали гладким курсом знания и уверенности в слепом идиотизме друг друга. Полибибл пробыл среди них миллион лет, наблюдая за их реакцией — вернее, отсутствием таковой, — на приближение бороны Хаоса. Ознакомившись с нашими доводами, он проконсультировался с шенянскими менторами, и те без дальнейших церемоний решили вышвырнуть его вон, ограничившись кратким, загадочным высказыванием. «Ты создашь еще больше ошибок и неразберихи, — заявили они. — Мы не позволим тебе оставаться в Мирах Ожерелья под Изумрудными Солнцами. Все должно было скоро закончиться, однако по твоей милости этого не произойдет. Космос явится вслед за космосом, череда одних проблем сменит другую — в недоступной для мысли последовательности, отныне и во веки веков — коль скоро ты неверно применишь то, чему мы тебя обучили. Быть по сему. Мы вновь допустили ошибку. Совершенство — это смерть. Для нас же это означает добро — но ты отрицаешь нашу чистоту».
Несмотря на горечь разочарования, они позволили Полибиблу оставить при себе то, чего он так жаждал, — их последнее и величайшее открытие: тайну зарождения микрокосма из квантовой пены, финитный и вместе с тем непостижимо огромный набор семян новых вселенных.
— Теперь я могу уйти, — промолвил Полибибл, скупо поклонился и расхохотался в шеняноподобной имитации ликующей скорби.
Странствие провело нас сквозь регионы, на краткий миг приоткрытые волей Тифона, который, словно насмехаясь, задрал подол своей мантии, обнажив срамоту увядшего континуума, по матрице которого были рассеяны звездные системы и цивилизации, что не убрались с его пути. Мириады изувеченных солнц — великое поле, на котором произрастало человечество Триллениума, простиралось во мраке подобно искрам в тлеющих кружевах. Из этих регионов доносились какие-то сигналы, но «Неистовый» не мог их расшифровать, причем когда Полибибл — вопреки нашим многоопытным советам — их проанализировал, то мы в очередной раз узнали, сколь извращенной может быть погибель в Тифоне. Для злосчастных монстров, выживших в зачумленных секторах, корни и законы бывшего мироздания по-прежнему казались непротиворечивыми. Они до сих пор верили, что их ждет будущее, и категорически настаивали на том, что подлинными чудовищами являемся мы — а посему заслуживаем уничтожения на месте и безо всякой жалости.
Не исключено.
Мы сомневались во всем.
Наши флексураторные двигатели работали с перебоями — Хаос понемногу выгрызал последнюю технологию, которой можно было воспользоваться, чтобы обратный путь к Земле не занял вечность. Полибибл применил всю шенянскую мудрость, и мы продолжили странствие в пузыре мечты, выдавленной из некротической плоти космоса — бросая дерзкий вызов хищническим лоскутам, которые пытались нас обвить, порождая безумие и мутации даже в нашей тесно сплоченной команде: мы своими руками убили девятерых товарищей…
Дикий коридор пути, хлещущий подобно кнуту… последняя метрика старого космоса, сдавленная в истончавшуюся жилу…
Мы оставили всю надежду.
Я погрузился во мрак, живший внутри, — разбитый наголову, искалеченный душой.
Однако Полибибл, благодаря настойчивым, внешне малопримечательным усилиям, стал нашим спасителем. Его неустанная забота об израненном корабле позволила нам вынырнуть из пучины. «Неистовый» несся по чистому пространству, и мы впервые за долгие годы очнулись куда бодрее и разумнее, окруженные мерно гудевшими, привычными внутренностями звездолета.
Мы приближались к Солнцу.
Вызволенный нами Полибибл-Дева, в свою очередь спасший нас, отметил кончину расы Шен — его руководителей и менторов. Мы вняли его словам, хотя они мало что значили для нас в тот момент, и даже, казалось, противоречили тому, что мы узнали ранее.
— Они не смирятся перед Тифоном, — разъяснял он. — Но и самоубийство тоже не совершат. Они реверсируют свой эпигенез и вернутся в те библиотеки, откуда взялись в первую очередь, чтобы их никогда уже не смог извлечь какой бы то ни было разум — как в этом, так и в любом последующем космосе. Ибо они заключили пакт со служанкой творения, которая согласовывает все и вся.
Возможно, он имел в виду скорее себя, нежели расу своих учителей. Злосчастные шеняне!
Засим Полибибл погрузился в медитативно созерцание, а мы проникли через последние открытые врата в нашу наследственную систему, возвращаясь в порты древней Земли — скорбя и оплакивая погибших товарищей — тех, кого смогли вспомнить.
Тиадба захлопнула книгу и сунула ее обратно в набедренный карман.
— Это ведь опять Сангмер рассказывает? — спросила Фринна. — Он почему-то не упомянул про девушку на серебристом берегу.
— Может, она является частью тайны, — заметил Махт. — Может, она-то и есть та самая служанка.
— Нет, она стала его женой, — возразила Херца.
Шевель подергал себя за ухо и перекатился на живот.
— Слушайте, да сколько же раз он переписывал свою историю? — спросил Нико.
ГЛАВА 90
— Защитники долго не протянут, — сказал Полибибл.
Вся троица двигалась по изрытой, неровной зоне Средиземья. Шеренга из множества разрушенных обелисков уходила обглоданными пеньками в темноту по обе стороны. Некоторые башни до сих пор неуверенно вращались. Ближайшая к ним конструкция то и дело норовила упасть на бок, поскрипывая и исторгая фонтаны искрящихся брызг.
Броня эпитома без особого энтузиазма предприняла попытки приспособиться к его телу, однако она была рассчитана на членов древнего племени и не желала адаптироваться к необычному хозяину. Поначалу Полибибл шел неровными, подрыгивающими скачками, затем скафандр как бы в полнейшем раздражении принял управление на себя и задал темп ходьбы самостоятельно. Полибибл наконец сдался, сел на корточки подле темно-красного валуна и сквозь запотевший лицевой щиток уставился на спутников с выражением, убедительно смахивающим на растерянность.
— Я же сам их проектировал… Вроде должен знать, как ими управляют. Вот незадача…
— Чего еще вы не знаете? — спросил Гентун, ничуть не намереваясь задерживаться — или проявлять участливость в адрес бывшего Эйдолона.
— О, много чего, не извольте беспокоиться, — проворчал Полибибл и сосредоточенно взялся разминать шарниры и стыки доспехов, нажимая, потягивая, что-то бормоча себе под нос — пока, наконец, не попросил о помощи.
— Подтолкните вот здесь, да… и этот сегмент, его надо вытянуть… вот досюда.
Встав по обе стороны, Джебрасси и Гентун принялись тянуть эпитома за руки и ноги, и пихали его до тех пор, пока скафандр не осветился зеленым в точках сочленений, после чего вздохнул и кое-как обволок худенькое тельце.
— Ну, по крайней мере, теперь можно ходить, — вскакивая, заявил Полибибл и бодро затряс конечностями. — Что ж, хватит рассиживаться, пора уносить ноги — здесь, знаете ли, опасно.
— Сколько еще? — спросил Джебрасси.
— В смысле? Сколько осталось до Хаоса — или до неизбежной и страсть какой жуткой кончины Кальпы?
— Вот это… последнее, — ответил юноша и гулко сглотнул.
— А, этому уже пора бы случиться, — непринужденно ответил Полибибл. — Тифону не удалось заложить фундамент собственных правил. Он существует лишь как подлая тень, каталог вещей, сворованных у старого космоса. Если он проглотит последний кусочек нашего мира, то вполне может — чпок! — сгинуть. И все обнулится, станет недействительным. Стало быть, если мы потерпим неудачу… короче, у меня нет слов, на что способна эта недействительность.
Они передвигались более поспешным шагом, покрывая милю за милей, следуя примеру Полибибла, который направился прямиком сквозь плотно сбитые руины Некрополя. Джебрасси с трудом понимал, куда ступают его ноги — грунт вроде бы сам выпячивался, с готовностью подставляя себя ступням. Вскоре они заприметили огромный полиморфный купол с безумными архитектурными особенностями. По мнению Джебрасси, он напоминал ворох мостов, поставленных на попа, закрученных юлой, сбитых наземь, размозженных, сметенных в кучу и, наконец, стянутых длинными, мшистыми лентами.
— Натараджа тоже так выглядит? — с опаской поинтересовался он.
— Неизвестно. Конкретно вот эта конструкция находилась здесь еще до разрушения Башни, ее притащило сюда из какой-то далекой галактики, если я правильно припоминаю… Таких вещей здесь много. — Эпитом неопределенно повертел пальцами. — Возможно, их специально понаставили, чтобы приманивать любопытствующих пилигримов. Тифон, он ведь… — Здесь Полибибл умолк и воззрился на свои дрожащие руки. — Ого! Это тело проявляет признаки отвращения. Как занятно. Я-то полагал, что не подвержен подобным эмоциям.
Через какое-то время он вывел их на очередную, покрытую темной коркой дорогу, огибавшую руины.
— Разумеется, оказавшись без генераторов, Эйдолоны прекратят свое существование в Кальпе — так же как и вне ее, — хотя древнее племя и большинство Ремонтников вполне смогут выжить.
Гентун немедленно сделал отсюда ряд выводов.
— Как насчет других пилигримов?
— Знать не дано, — потряс Полибибл головой.
Джебрасси словно что-то укололо — где-то он слышал эту фразу…
Они прошли еще множество и множество миль — по крайней мере, Джебрасси так казалось. Гентун поинтересовался, знает ли Полибибл, где они находятся.
— На внешней границе Некрополя, — ответил тот. — Все уплотнилось, съежилось — втягивается само в себя. Мы двигаемся быстрее, чем я предполагал. И вскоре… — Тут Полибибл приблизился к юноше. — Итак, к чему мы вскоре придем, ну-ка?
— Вы прямо как наши наставники, — пробурчал Джебрасси. — Все время задаете проверочные вопросы.
— Придем к зданиям, — ответил за него Гентун. — Если верить последним подсчетам, их десять, и стоят они ровно по курсу наиболее интенсивного сигнала маяка.